Дочь для волка - Ханна Уиттен

– Просто Эммон выглядит… – Она запнулась, не зная, как обозначить круги под глазами Волка и его вечно стиснутые челюсти одним словом… – Усталым.

– Да мы все здесь устали. – Файф взял яблоко той рукой, которая все еще ему повиновалась.

Тоненький корешок, обивавшийся вокруг его запястья, снова попался Рэд на глаза. Ее собственная Метка зачесалась под рукавом. С того самого дня, как она проступила на ее теле, Рэд никому не показывала ее, кроме Эммона – тогда, в библиотеке, в самый первый свой день в Крепости.

– Как думаешь, он прихватил с собой хотя бы пару пузырьков с кровью? – спросила она, думая о изрезанных ладонях Эммона и о том, что из них, казалось, вытекало больше сока, чем крови. Судя по всему, всякий раз, когда он пускал себе кровь, вместо того чтобы колдовать, это должно было мешать лесу изменять его тело.

– Сомневаюсь. По сравнению с его кровью наша с Лирой практически бесполезна.

– Тогда почему же вы двое продолжаете ее себе пускать?

– Таков был договор. – Файф постучал пальцем по своей Метке. – Когда цена Сделки – жизнь, обязательство считается исполненным после того, как ты, уже служа Диколесью, выпустишь себе определенное количество крови из жил. Я вот, видимо, еще не пролил столько крови, сколько должен.

В его голосе снова зазвучал гнев, который Файф, впрочем, пытался скрыть. Рэд потянулась за яблоком, в основном для того, чтобы чем-то занять руки.

– А что тогда для тебя стояло на кону, Файф?

Неловкость, казалось, повисла между ними в воздухе; Рэд уже думала, что Файф не ответит. Но он настороженно посмотрел на нее и спросил:

– Что ты знаешь о способности Диколесья исцелять?

– Не так много, как, наверное, следовало бы, учитывая все обстоятельства.

Файф недоверчиво приподнял бровь, затем пожал плечами.

– Все имеет свою цену. Тебе, наверное, известны незначительные сделки, где можно отделаться зубом или прядью волос. Но цена за спасение жизни совсем другая. В этом случае Диколесье оставляет на тебе свой Знак – и тогда лес может призвать тебя. Никто не знает зачем. Я заключил Сделку, получил свой Знак и не знал, чем мне придется заниматься, что лес сделает со мной, пока он не призвал меня. Пока не выдернул из моей жизни, как чертов рыболов вытаскивает рыбку, зацепившуюся за крючок его удочки. И кровища из меня хлестала точно так же, как из той рыбки!

Он швырнул огрызок яблока в камин. Несгорающие дрова зашипели.

– Мы с Лирой – единственные, кто когда-либо заключал с Диколесьем Сделку, ценой которой была жизнь. Дураки мы были, ох, дураки.

– Или смельчаки, – тихо предположила Рэд.

– Ну, она-то, может быть, и да. Я – нет.

Файф снова прижал покалеченную руку к груди, а второй оперся на спинку стула и замолчал. Рэд не стала нарушать тишину.

– Была там одна девушка, – произнес Файф, словно про себя. – И с ней приключилась беда: ногу затянуло в жернова мельницы. Рана загноилась, девушка металась в горячке. Ясно было, что она уже не жилец. Я заключил Сделку с лесом. Моя жизнь – за ее.

Он поерзал на стуле, рыжие пряди рассыпались по его покрытому веснушками лбу.

– Она вышла замуж за другого, но это, вероятно, и к лучшему. Через два года после этого границы Диколесья закрылись. И, перед тем как закрыться сам в себе, лес призвал меня – и Лиру. Двух идиотов со Знаком Сделки и долгом перед лесом. Выйди та девушка замуж за меня, осталась бы вдовой.

Рэд принялась откручивать хвостик у своего яблока, которое откусила хорошо если пару раз.

– А с рукой что? Тоже часть сделки?

Словно глухое забрало опустилось на его лицо, а рука дернулась так, словно он пытался ее спрятать. Файф глянул на грубые рубцы, исполосовавшие его запястье, и вздохнул. Следы глубоких ран тянулись от костяшек пальцев к запястью, и больше всего их было вокруг вен на нем.

– Нет. Это я попытался отделаться одним махом – вылить на лес всю проклятую кровь, которую я ему должен, за раз. Конечно, ничего не вышло. Я только повредил себе сухожилия и три дня провалялся в беспамятстве. – Файф пожал плечами. – Никогда больше не видел Лиру такой сердитой. И Эммона – таким тихим. Потом, конечно, все устаканилось, но не сразу.

Жалость сжимала ее сердце, когда она смотрела на эти грубые, как веревки, шрамы, опоясывающие его запястье. Но Рэд ни единым жестом не позволила себе выразить ее. Она знала, что жалость – это последнее, чего хочет Файф.

– О, мои соболезнования.

– Перестань, – грубовато, но без гнева в голосе ответил он. – Не заключи я эту чертову Сделку, никогда бы не встретил Лиру.

Рэд наконец отломала хвостик яблока.

– Так вы…

– Нет, – сказал он быстро. – Ну, не то чтобы… Не совсем. Все сложно. – Файф постучал пальцами по спинке стула, подбирая слова. – Лира не из этих, знаешь, романтичных девочек. И никогда не была. Но она самый важный человек для меня последние несколько веков. Этого достаточно.

Рэд кивнула, чувствуя, что дальнейшие расспросы неуместны. За последние пять минут он уже рассказал ей больше, чем за все предыдущие дни, проведенные ею в Крепости.

– А Лира зачем заключила Сделку с лесом?

– Не моя история – не мне и рассказывать. – Файф снова потянулся за яблоком. – Но поверь, она длиннее и благороднее моей.

Они замолчали. Это молчание все еще было отстраненным, но более дружелюбным, чем до того. Рэд поднесла к рту яблоко, но откусить не успела – что-то промелькнуло перед ней. Видение зеленых теней, ветвей и листьев. Как в ту ночь, когда Диколесье бросилось на нее, пытаясь ворваться в ее тело через порезанную ладонь. Как в ту ночь, когда она впервые увидела изрезанные руки Эммона. Связь между ними зародилась именно тогда – в ветвях и крови.

Рэд нахмурилась, тряхнула головой. Все последние четыре года не случилось и намека на подобное видение вновь; не было никаких оснований считать, что прямо сейчас это случится с ней опять.

Файф хрустел яблоком, задумчиво уставившись в пространство, и ничего не заметил.

Рэд прижала губы к белой линии шрама. И снова странная дрожь охватила ее. На этот раз это не были расплывчатые тени леса. Это было как удар молнии, вспыхнувшей в ее голове, выбросивший ее из башни и ярко озаривший совсем другое место. Плющ в горшке, так и стоявшем на столе, зазеленел, потянул к ней свои побеги. Сморщенные, подвявшие яблоки упруго налились и покраснели.

Файф выругался и вскочил, но Рэд уже не слышала его. Она больше не видела ни башни, ни Файфа. Вместо этого она, как и в ночь, когда ей стукнуло шестнадцать, увидела руки. Руки в шрамах, сжимающие кинжал. Ладони, залитые зеленой кровью.

Руки эти принадлежали какой-то твари. Чудовищу. Отдаленно оно напоминало человека, опутанного неизвестно кем веревками из тени, – фигура казалась выгнутой под противоестественными углами. Вся она была черной, за исключением молочно-белых глаз и распахнутого в крике рта. Позади существа Рэд увидела сквозь туман страж-древо. Теневая гниль карабкалась все выше по стволу.