Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина

Никанор Бальтазарович был по своему обыкновению свеж и прекрасен. Волосы, уложенные по новой моде, крылом, блестели. Усы топорщились. А светлый костюм сидел идеально. И лишь темный камень на перстне поблескивал этаким вороньим глазом.

— Вижу, уже поднялись, — сказал он, прикрывая за собой дверь. И тросточку прислонил. И показалось, что теперь-то эту дверь не отворить, не выбить. — Чудесно. Просто чудесно…

— А вы просто так или по делу? — поинтересовался Демьян, остро чувствуя непозволительное недоверие к этому человеку.

Подпустишь его ближе, а после разбирайся, с украшениями ли, с рисунками или еще какой пакостью.

— По делу, само собой, по делу… хотел глянуть, как вы?

— Замечательно, — заверил Демьян, пятясь от окна.

— Вот и проверим.

— Может… на слово поверите?

— Дорогой мой, я опытный целитель. Я давно уже не верю людям на слово.

Он потер руки, и появилось в облике его нечто донельзя хищное.

— Но я и вправду отлично себя чувствую! Даже магия возвращается, — отступать стало некуда, и Демьяну подумалось, что нумера его не так и велики, что за этакие деньги могли бы и побольше быть.

— Великолепно! — восхитился Никанор Бальтазарович и руки протянул. — Сейчас мы вам поможем…

Увернуться не вышло.

Правда, на сей раз обошлось. Усыплять Демьяна никто не стал, а волна силы, что влилась в тело через драконью суть, больше не ощущалась ледяной. Она, эта волна, прошлась и по костям, и по мышцам, чтобы вернуться и обосноваться в груди теплым клубком.

— Вот, — сказал Никанор Бальтазарович, руки убирая. — А вы капризничали.

— Я не капризничал, я… мнение выражал, — пробурчал Демьян и достал из шкафа рубашку. — И все-таки, что вам еще надобно?

— Чтобы вы навестили вашу чудесную знакомую, Радковскую-Кевич.

— Зачем?

— Затем, что за учителькой мы присмотрим. Нюсе тоже найдем, кого подсунуть, а вот княжна… непростой случай.

Он сцепил руки за спиной и уставился на Демьяна. И взгляд был превнимательным, что заставляло нервничать.

— Сколь известно, до этого времени княжна вела до крайности уединенный образ жизни. Приятельниц у нее нет, знакомые в один голос описывают ее, как женщину застенчивую и тихую, не имеющую особых увлечений…

— Она готовить любит, — возразил Демьян, которому вдруг стало обидно за Василису. — И в лошадях разбирается.

— Видите, вы уже узнали о ней больше, чем все прочие. Но в остальном… светской жизни она сторонилась, появляясь лишь на тех мероприятиях, избежать которых не представляется возможным в силу положения. Однако и там держалась в тени, не спешила заводить знакомства, что в принципе понятно, с ее-то репутацией…

— Проклятье?

— Оно самое, да… так вот, брат ее большею частью учится и свою жизнь ведет. В последний год связался с особой сомнительных достоинств, актриской, которой снял дом. В нем и живет, почитай, открыто, к неудовольствию старшей сестры, той, которая Вещерская. Впрочем, у нее и собственных забот хватает. Анастасия же Александровна и вовсе в родной стране давно не появлялась.

— И что с того?

— А то, что никто толком сказать не способен, чем занималась эта ваша Василиса Александровна. Вот как будто был человек, но его и не было.

— И вы хотите, чтобы я… выяснил?

— Для начала, чтобы познакомились с нею поближе.

— Следил.

— Пригляделся.

— Вошел в доверие.

— Не без того, — Никанор Бальтазарович вскинул руки, обрывая несказанные пока слова. — Погодите. Я понимаю, о чем вы… и не предлагаю ничего-то дурного. И не смотрите вы так… я же не требую, чтоб вы ее соблазняли.

— Не хватало.

— Порой приходится, да… и соблазнять, и пользоваться тем самым доверием. Но успокойтесь, от вас этаких подвигов никто не потребует. Не тот у вас тип личности, чтоб рисковать. И будь у нас какой иной вариант, им бы воспользовались.

Он замолчал, позволяя Демьяну свыкнуться с мыслью.

— Видите ли… вполне возможно, что мы с вами дуем на воду, принимая обыкновенную случайность за нечто, стоящее внимания. Выстрелы? Мало ли кто и по какой надобности стрелял? Все ж согласитесь, что чересчур уж сложен, а стало быть, ненадежен этакий план… коня вам подвел конюх, и вы вполне могли от него отказаться. Как и выбрать другую, куда более безопасную дорогу. Да и свались вы… не факт, что погибли бы. Маги — твари живучие… что до артефактов, то разрядка их быстрая вполне объяснима вашим состоянием. Все ж современная медицина далеко не всеведуща…

— Тогда зачем?

— Затем, что не люблю я этаких вот непонятностей вместе с совпадениями, — признался Никанор Бальтазарович. — До крайности не люблю. Интуиция опять же.

Демьян потер щеку, на которой проклюнулась уже щетина.

— Что до задания, то… просто приглядитесь, составьте впечатление. Сколь я понял, особа эта вам приятна.

— И я не хочу ее обижать.

— А чем вы ее обидите? Вниманием?

— Тем, что… — Демьян запнулся, не зная, как объяснить. — Выходит, что это не само, а по приказу… и… я ее подозреваю… и вообще.

Он замолчал.

— Само там или не само, дело десятое, — Никанор Бальтазарович тросточку принял. — Главное, с выводами не спешите, да… спешка, она ни к чему хорошему не приводит. И еще… возможно, не следовало бы мне говорить, только… вы дотошны и наблюдательны, да и честь для вас не пустой звук. Такого человека вслепую использовать глупо.

Тросточка мягко коснулась пола, и ручка резная повернулась в пальцах Никанора Бальтазаровича.

— Имеется информация, что именно здесь, на курортах, их и ищут, романтичных барышень, которые готовы отдать все по-за ради любви, а потом и революции.

[1]Лидия Августовна (Петровна) Стуре (1884 — 17 февраля 1908, Петербург) — российская революционерка, дочь полковника, член Северного боевого летучего отряда, повешена за участие в подготовке покушения на министра юстиции.

[2] В свое время существовало негласное разделение имен, и не всякий батюшка позволил бы окрестить ребенка незнатного, скажем, Николаем или Александром, или иными, «знатными» именами.

Он погладил резную ручку.

— В позапрошлом году… мало кто знает, ибо сделано было все, чтобы замолчать некрасивое это дело, но… покончила с собой единственная дочь статского советника Онежского. Девица весьма себе разумная, сдержанная и образования хорошего. Было ей девятнадцать. И я лично был знаком и с ней, и с ее отцом, который после случившегося оставил службу. Так вот… говорю же, девушка отличалась поразительной просто разумностью. Отец ее… он весьма искренне полагал, что женский разум ни в чем мужскому не уступает.