Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина

Тросточка качнулась вправо.

И влево.

Она описала полукруг, чтобы замереть. И широкие ладони Никанора Бальтазаровича накрыли резную рукоять.

— Есть еще кое-что… по большой личной просьбе мне передали дневники. Не все. Кто-то не увлекался подобным, чьи-то родичи посчитали за лучшее забыть о досадном происшествии, опасаясь, что расследование вытянет на свет Божий совсем уж неприглядные семейные дела, а это до крайности повредит репутации, но то, что получил… они все были влюблены.

Никанор Бальтазарович потер щеку.

— И все отдыхали в Гезлёве? — предположил Демьян.

— Именно. В разное время. Кто-то на вилле, вот как мы с вами, кто-то дом снимал, кто-то и собственным обзавелся, сочтя его отличным вложением средств. И еще… эти девушки полагали себя не понятыми. Им было с одной стороны скучно в нынешней их жизни, а с другой они решительно не знали, чем себя занять. Добавьте возраст, романтичные ожидания, и все становится просто.

И вправду просто.

Случайная встреча. И потом еще одна. Разговор-другой ни о чем. И снова встреча.

Слова.

Вязью слов можно добиться многого. Опутать, одурманить… сколько их Демьяну встречалось таких вот, одурманенных, поверивших чужим клятвам и не растерявших веры даже когда обман раскрылся.

— Им давали и любовь, и дело, и чувство причастности к чему-то огромному. Им позволяли приносить в жертву себя и семейное имущество, а когда объект переставал быть полезен, просто убивали.

— Полагаете, что не самоубийство?

— Слишком уж вовремя они происходили. Да и способы… одна кинулась под поезд. Несколько утопились. Еще одна, купеческого звания, бросилась с крыши, но не умерла. И целители утверждали, что состояние ее хоть и было тяжелым, но опасений не внушало. Она должна была поправиться, но на вторые сутки вдруг скончалась, не придя в себя.

— По какой причине?

— А вот тут самое интересное… сперва-то причины выяснить не удалось, но тот, кто проводил вскрытие, оказался весьма дотошен и обнаружил в носоглотке куриное перышко. И предположил, что девицу придушили подушкой.

Мерзко.

Настолько, что дыхание перехватывает.

— Печально, что все эти случаи… Россия огромна, и порой сложно связать меж собой то, что происходит, скажем, в Петербурге и Костроме, не говоря уже о какой-нибудь Твери или там, скажем, Менске. Дюжина сомнительных смертей — это капля в море…

И осталась бы она каплей, когда б не та Оленька, чей отец оказался близким приятелем Никанора Бальтазаровича.

— Что еще удалось выяснить?

— Немного. Ни фотокарточек, ни рисунков… допустим, первое-то еще объяснимо, а вот второе… девицы же, говорю, с образованием классическим, рисовать более-менее прилично все умели. Одна даже оставила весьма потрясающие наброски, в том числе зарисовки местные, да… так вот, она-то и написала, что, мол, какая жалость, что обстоятельства не позволяют запечатлеть милого сердцу друга. Что она понимает и разделяет его страхи, а кровавые псы режима не дремлют.

Никанор Бальтазарович посмотрел с усмешкой. Он вновь превращался в себя прежнего, этакого леноватого бездельника, по недосмотру поставленного на столь высокий пост.

— То есть, вы не знаете, как он выглядит.

— Мы даже не уверены, что имеем дело с одним человеком, — пальцы скрестились на рукояти. — Дюжина девиц. Каждой надобно внимание уделить, не упустить, не позволить вырваться из лап любовного дурмана. Это, сами понимаете, непросто.

— Значит…

Демьян умел думать быстро.

Да и о чем тут думать? Очевидно. Экспроприации экспроприациями, грабить революционеры всегда любили, оправдывая грабежи высокими словесами, но тут отыскали другой, куда более безопасный способ. Найти девицу подходящего положения и состояния, окрутить ее, задурить голову так, чтобы позабыла обо всем, чему матушка с батюшкой учили, а дальше пользоваться, пока выходит.

А там…

Освободители никогда-то не останавливались перед убийством. Еще одна жертва во имя всеобщего благополучия? Не смутит. Даже не одна.

— Теперь понимаете, почему приезд княжны нас… беспокоит. Если подумать, она идеальный вариант. Немолодая, но замужем так и не побывавшая. С ее-то репутацией вряд ли побывает. А ведь какая женщина не мечтает о любви? Добавьте то, что в свете ее полагают чем-то вроде паршивой овцы, этаким неудачненьким отпрыском благородного семейства. Прямо, конечно, не говорят, но умному и молчания довольно. Вместе с тем род состоятельный, и доступ к деньгам княжна имеет, тогда как сопровождения или опекуна, присматривавшего за ней, нет. Удачный вариант.

Никанор Бальтазарович поднялся.

— Как и эта ваша… Нюся. Но за ней найдется кому присмотреть. А вот княжна лишь бы кого к себе не подпустит.

— А… рассказать?

— О чем? О моих подозрениях? Многие полагают, что происходят они исключительно от излишне живого воображения. Да… но мне позволено действовать, конечно, если мои действия будут находиться, скажем так, в определенных рамках. Так вот… во-первых, не факт, что мне или вам поверят. Во-вторых, каждый человек полагает, что уж он-то точно умнее прочих, что с ним не случится этакого несчастья или какого другого. И, в-третьих, когда это предупреждение удерживало женщину от глупостей любви? Нет, дорогой мой Демьян Еремеевич, предупреждение предупреждением, но и вам поработать придется…

[1] Женские дуэли — явление нередкое, в России даже существовали закрытые женские дуэльные клубы. Весьма часто финал подобных схваток был печален. Так, в июне 1829 года, помещицы Ольга Заварова и Екатерина Полесова сражаются на саблях своих мужей, и погибают обе. Дело их подхватывают дочери. И через пять лет Александра Заварова убивает Анну Полесову на такой же дуэли, о чем она с удовлетворением запишет в своем дневнике

Спалось, против ожиданий, хорошо. Василисе давно уже не случалось вот так просто проваливаться в сон, чтобы после очнуться на рассвете, свежей и полной сил.

Она распахнула окно.

И закружилась, танцуя в солнечном свете, как когда-то. Хотелось петь и совершить подвиг, пусть и маленький, а еще просто радоваться. Вчерашний разговор более не вызывал неприятных ощущений, скорее наоборот, теперь Василиса была уверена, что поступила правильно.

Она ведь не на имущество семьи посягает, но лишь на то, что принадлежит ей по праву.

А лошади…

Лошадей Василиса всегда любила, и потому рискнет. И если увидит, что ничего-то не получается, то… продать завод всегда возможно.

Именно так.

Она спустилась на кухню. Пара куриных яиц. Кусочек масла. И любимый еще с прошлой жизни медный ковшик.

Сковородка.