Перст судьбы. Эсмиль - Алина Углицкая

– Что с ней? – он сам не заметил, как сел его голос.

– Ее лихорадит, – ответил Вир, внимательно наблюдая за лэром. – Если мы отправимся в путь, ей может стать хуже, но и оставаться здесь…

– Мы не можем остаться, – отрезал Дарвейн. – У тебя есть полчаса, чтобы привести ее в чувство. Потом, возьму ее к себе в седло.

Данганары переглянулись. Незамужняя квинна в одном седле с мужчиной, который не является ее близким родственником? Это было вопиющей безнравственностью, позором для девушки. И даже тот факт, что еще недавно она была рабыней этого мужчины и согревала его постель, не имел никакого значения.

– Вы же сделали ее квинной…

– Моей квинной! – процедил лэр, прожигая их раздраженным взглядом. – И не хочу потерять.

Потом кивнул Виру:

– Делай, что должен!

Развернувшись, Дарвейн покинул палатку. Вышел на свежий воздух и только сейчас понял, что мешало ему дышать полной грудью: в палатке Эсмиль стоял густой дух болезни. Стиснув зубы, мужчина поднял голову к небу. Сегодня оно было серым и низким, и вниз, кружась, медленно опускались крошечные снежинки.

Да, Вирстин прав, это пустыня. Это она убивает ее, не хочет отпускать ту, что посмела вмешаться в ее законы. Ирбисы Эрга остались голодны, он всю ночь слушал их хриплое мяуканье, разносившееся ветром по округе. Но напасть они уже не посмеют, если только сам хозяин не отдаст им такой приказ.

– Вам нужно сменить повязку, – произнес Вирстин, тихо подходя к своему лэру.

Тот мельком взглянул на него и опять уставился в небо ничего не выражающим взглядом:

– Раны уже не беспокоят. Займись, лучше, квинной.

– Вы еще слишком слабы, мой командир. Будет лучше, если ее возьмет в седло кто-то другой…

– Нет! – Дарвейн оборвал друга, не дав тому договорить. – Она не будет с другим мужчиной. Никто из вас не притронется к ней.

Вирстин молча кивнул и отошел.

С его лэром творилось что-то непонятное. Преданный данганар еще никогда не видел своего командира в таком состоянии. Неужели этой дерзкой, самоуверенной женщине удалось то, что не смогли сделать сотни мягких и покладистых квинн до нее? Завоевать железное сердце Дарвейна Эрг-Нерай?

Но как? Чем она его покорила? Неужели тем, что не побоялась вернуться за ним? Не побоялась ради него пойти против воли богов? Или, здесь таилось нечто большее…

Вирстин не был способен на долгие размышления, его мозг действовал четко, как слаженный механизм: приказ – выполнение приказа. Сейчас ему нужно было поднять квинну на ноги, чтобы она могла осилить дневной переход. Остальное его не касалось, тем более, личная жизнь лэра.

Дарвейн вернулся к костру. Все его спутники, не считая Нирана и Вира, были уже готовы, поклажа упакована, лошади оседланы и нетерпеливо переступали на рыхлом снегу. Рядом с догоравшим костром стоял, остывая, котелок с целебным отваром. Часть его Вирстин уже отлил для Эсмиль, но остатков вполне хватило, чтобы наполнить фляжку лэра.

Подошел Ниран.

– Как она? – Дарвейн вскинул на него тревожный взгляд.

– Вир сказал, сделает все, что может.

Остальные данганары переглянулись. Уже час они недоумевали, почему Эсмиль до сих пор разлеживается в палатке, а лэр не прикажет сорвать полог и вытащить наглую девку за волосы. Бергмэ даже пару раз высказал мысль, что она окрутила их командира, опоила его приворотным зельем, и теперь тот пляшет под ее дудку. Но Эльдрен и Берр быстро заткнули ему рот, пригрозив расправой.

Прошло еще полчаса в тревожном ожидании.

Дарвейн то и дело прикладывался к фляжке с амшеварром, хотя, сейчас ему не помешал бы и райсблер. Он и сам не понимал, что это с ним. Почему маленькая рабыня, которую он под действием благодарности сделал свободной, так важна для него? Что в ней особенного?

Еще неделю назад ему было абсолютно плевать на ее чувства, главное – чего хочет он. Он мог взять ее в любое время, когда ему хочется и как ему хочется. И при этом было все равно, что она испытывает от его грубого вторжения.

Да, он чувствовал – ей под ним хорошо, и это наполняло его еще большим самодовольством. Хотелось подавить ее, принудить, сломать ее волю. Но при этом он получал удовольствие от ее непокорности. Ему нравилось ее приручать. Покорная и послушная Эсмиль вряд ли вызвала бы в нем такой интерес.

Но недавно все изменилось. Узнав, что девушка ради него рискнула пойти против обычаев и воли богов, Дарвейн взглянул на нее другими глазами.

Сильная. Смелая. Гордая. Именно такая, какую он хотел бы видеть рядом с собой. Очаровательная в своей дерзости, не желающая уступать. Он представил, как сладки будут ночи с ней, наполненные любовными битвами. Она была словно крепость, которую ему предстояло завоевывать заново каждый раз, и от этой мысли у него что-то сжималось в груди и сладко ныло в паху. Она была идеальной для него…

Наконец, долгое ожидание вознаградилось. Полог палатки приоткрылся, выпуская наружу Вирстина, который буквально нес на себе Эсмиль. Девушка была бледна, с запавшими глазами, под которыми залегли глубокие тени. Ее губы потрескались, в уголках рта появились небольшие ранки. Она еле переставляла ноги, словно собственный вес стал неподъемным для нее.

Сорвавшись с места, Дарвейн ринулся ей навстречу. Забыл, что он лэр, забыл, что на него смотрят его подчиненные. Ему было на это плевать. Весь мир сузился до одной тонкой фигурки, с трудом ковыляющей в снегу.

Он подхватил ее, почти вырывая из рук товарища, обнял, прижал к себе. В ее потухших глазах отразилось узнавание.

– Дар? – выдавила она ссохшимися губами. – Мне плохо…

– Знаю. Знаю, моя квинна, – он, словно в бреду, начал осыпать ее лицо быстрыми поцелуями. Даже через слои одежды было слышно рваный ритм ее сердца. – Потерпи, осталось немного.

Он поднял ее на руки и зашагал к своему жеребцу.

– Эльдрен, неси веревки! Квинна Эсмиль поедет со мной.

Ее тщательно привязали к луке седла. Дарвейн собственноручно проверил крепость узлов, а затем одним движением оказался в седле и прижал ее к себе так осторожно, словно самую хрупкую драгоценность.

Выдохнув, Эсмиль откинулась на его грудь. Ударная доза амшеварра выдернула ее из забытья, но в голове все равно плыл туман, а тело ломило. Казалось, будто каждый сустав выворачивается наизнанку. Тело девушки под одеждой покрывал липкий пот, но кожа на открытых участках, наоборот, казалась сухой и шершавой. А стоило ей закрыть глаза, как перед внутренним взором представала хищная усмешка Бенгет, а в ушах эхом раздавался ее звучный голос: "Убей! Убей его – и вернешься домой!"

Кровавая богиня не желала проигрывать спор и отдавать супругу Южный континент. Если Эсмиль оказалась настолько слаба, что влюбилась в этого варвара, Мать всего сущего сама направит ее по выбранному пути.