Импровизация на тему убийства - Яна Розова

«Что происходит…»

Именно в тот момент и раздался выстрел.

– Бум! – зачем-то сказала я.

Раздался второй выстрел, Кристина рухнула на кровать.

Теперь все выглядело так, как я помнила. Нет, не все. Револьвер.

В кадре появился третий человек. Узнать его я еще не могла – он стоял спиной к камере, глядя на дело рук своих, и молчал. На нем были широкие джинсы, такие, которые молодые парни носят чуть ли не на середине бедер, и светлая широкая майка. Понятно было только, что это человек среднего роста, с короткими волосами. Комов? Но я так плохо его рассмотрела! Комов или не Комов?

Кажется, он зашептал что-то, как ребенок во сне, жалобно, с уже пробивающимися всхлипами. Голос тоже разобрать было сложно. Нагнулся над мертвым телом Игоря и судорожными движениями стал протирать револьвер. Затем резко и неловко вставил оружие в пальцы Игорю.

Потом он посмотрел на Игоря – я увидела его затылок, и – в камеру…

Зазвонил телефон. Аппарат стоял прямо у меня под носом, но я никак не отреагировала. Слышала – и не слышала. Продолжая наблюдать за происходящим на экране, сняла трубку.

– Алло, ты меня слышишь? – Это был Ник.

Говорить я не могла, только промычала что-то невразумительное. Кажется, у меня отнялся язык. Но лучше бы я оглохла и ослепла еще час назад.

– Ты видела диск? Смотрела? – И вдруг, точно в десятку: – Смотришь. Хорошо. Я не хотел вчера тебе его показывать. Я уже решил идти к Безответову, чтобы признаться в убийстве. Я не мог вчера… Ты простишь меня?

– Да. – Голос прорезался. – Я все понимаю.

– Нам дадут одну встречу. Это не положено, Безответов просто пошел мне навстречу. Из-за похищения Митьки. С этим надо разобраться. Больше до суда мы не увидимся. Ты сейчас поедешь к моему адвокату. Это Олег Диканский, записывай адрес. Он в курсе. Покажешь ему диск, потом вы приедете в центральный РОВД, остальное Олег сделает. Ты сможешь? Мне надо тебя увидеть.

– Я смогу, ни о чем не волнуйся.

– Спасибо. Я…

– Не волнуйся обо мне.

Время ощущать, чувствовать и размышлять кончилось. Случившееся оказалось в миллион раз кошмарнее моих ожиданий.

13 июня, день

Я увидела его в маленькой тесной комнатке с зарешеченным окном. Окно выходило во двор-колодец, и света от него было так же мало, как мало было радости в нашей встрече. В комнате не было никакой мебели, даже стула. Мы прижались друг к другу, чтобы устоять.

Сухарев выглядел обычно, только не брился со вчерашнего дня, и лицо немного осунулось. Но теперь я любила его в миллион раз сильнее. И если нам дали только пять минут, то хотелось запомнить каждую миллионную долю секунды из этих пяти минут.

Нам позволили остаться вдвоем, но, даже если бы так не случилось, я все равно стала бы целовать Ника. Он ответил мне жадным, голодным, отчаянным и жестоким поцелуем, после которого хотелось выть и пить горькую.

– Я сказал им, что Пряничникова была моей любовницей, а убил их потому, что она ушла от меня к Ермолову. Видишь, как хорошо, что револьвер был мой! Все сходится. Тебе придется дать показания. Скажешь, что видела у меня «смит» сто раз, я умею стрелять и все такое. Хорошо? Пряника я уже предупредил. Он тоже должен будет дать показания и как-то так соврать, чтобы ему поверили. Порепетируй вместе с ним, я боюсь, он не справится.

– Что мне делать с Митькой?

– Поезжай к нам домой, жди записку от похитителей, отдай им деньги. Они в сейфе, дома. Когда его вернут – просто расскажи ему все. Послушай, что он скажет. Найди психолога, которому можно доверять, заплати ему как следует.

– Он убил Игоря…

На лице Ника отразилось отчаяние, я почувствовала себя эгоисткой. Сначала надо помочь, а потом – все остальное. Попытавшись улыбнуться, я сказала на тон тише, как можно более уверенно и спокойно:

– Ник, я помогу тебе во всем. Я займусь Митькой, я займусь Зюзей, даже за Жанну не волнуйся, я позабочусь и о ней.

– Рестораном тебе тоже придется заняться, – перебил он меня. – Иначе с голоду умрете. Но об этом потом поговорим. Я все передам через Олега. Кажется, он нормальный парень. Что я еще забыл сказать?.. Прошу тебя, не бросай Митьку… И меня…

В дверь постучали – это означало, что мне надо было уходить. Я хотела поцеловать мужа, но он заговорил снова:

– Понимаешь, Митька сделал это, потому что полюбил тебя, как и я. Ты ушла, а он хотел тебя вернуть. Он поступил жестоко, как ребенок, но я точно знаю, что сейчас он переживает. Если сможешь – прости его… Не бросай его, дай ему шанс.

Я сказала: «Хорошо», понимая, что ничего хорошего меня не ждет.

…Водить машину я научилась как-то слишком легко. Почти сразу все у меня стало получаться, даже инструктор за меня радовался, что было странно, конечно. Он только предупреждал, что, несмотря на все успехи, надо всегда помнить, что дорога – это не веселые горки и расслабляться на дороге нельзя.

Расслабляться я и не пыталась. Даже телефоном никогда не пользовалась за рулем. Если звонили – не отвечала. Но сегодня я не могла пропустить звонок. Я очень надеялась, что сейчас кто-нибудь позвонит и скажет: встречайте вашего сына там-то и там-то.

Номер был неизвестный. Я открыла телефон.

– Привет, это Жанна. Мне надо, чтобы ты заехала.

Надо же, мы перешли на «ты», а я и не знала. Даже при смерти она хамка.

– Это срочно? Я пришлю кого-нибудь к тебе.

– Нет, поговорить нам надо.

– Мне не надо.

– Я расскажу, откуда диск… Ты же его смотрела?

– Засунула бы ты этот диск плашмя себе в задницу, чертова сука! – взорвалась я. – Из-за тебя теперь Ник в тюрьме!

– Почему?

– Ты дура? Ты Митьку хотела в тюрьму отправить? Ник признался в убийстве.

– Ну зачем он? Ладно, приезжай…

Она отключилась. Я злобно хлопнула крышкой трубки и чуть не врезалась в зад белого «мерседеса». Его водитель, видимо, разглядел блондинку за рулем и решил не связываться, зато я заорала в открытое окно:

– Чертов козел!

И в этот момент я сломалась. Слезы и сопли полились ручьем, руки задрожали, колени и напряженные икры ног заломило. Кое-как, грубо перестроившись вправо, не обращая внимания на сигналы и маты из проезжавших мимо машин, чудом увернувшихся от столкновения, я припарковалась на обочине.

Спустя час я вошла в одноместную палату, где лежала моя бывшая соперница. Она полусидела в кровати, с видимым напряжением удерживая свою перевязанную голову над подушкой. Мне показалось, что Жанна с трудом могла разглядеть меня – из-за того, что потеряла возможность ясно видеть, или по какой-то другой причине. Не то чтобы я стала вдруг жалеть ее, но агрессивность растаяла.