Мертвое озеро - Рэйчел Кейн

Мне приходится ждать. Я сижу в углу, рядом с розеткой, заряжая свой планшет, и смотрю на кадры из дома. Солнце постепенно садится, и камера переключается на зернистое черно-белое ночное изображение. Я перехожу к внутренней камере и вижу, что Сэм сидит на диване со стаканом в руке и смотрит телевизор. Ланни с чем-то возится на кухне. Коннора я не вижу, но он, вероятно, у себя в комнате.

Я продолжаю обозревать дом снаружи. На случай… чего-нибудь. Я продолжаю делать это даже во время посадки в самолет и неохотно прерываюсь, когда стюардесса просит нас отключить интернет-устройства. Я пытаюсь не думать о том, что может произойти за то время, пока я нахожусь в воздухе. Это не очень долгий полет, но достаточно долгий, чтобы я извелась от тревоги. Я достаю планшет, едва на табло загорается разрешающий знак, подключаю его к недешевому вай-фаю самолета и проверяю снова.

Все мирно. Зловеще спокойно. Я думаю о кровавой улыбке Мэла и понимаю, что трясусь, словно от холода. Впрочем, может быть, и так. Выключаю обдув над головой, прошу плед и смотрю, как на экране планшета медленно, рывками, сменяются кадры с камер – и так до тех пор, пока самолет не начинает снижение.

Рулежка самолета через аэродром и высадка пассажиров тянутся бесконечно. Я смотрю на кадры с камер все то время, пока мы медленно, шаркая ногами, продвигаемся к выходу. Едва оказавшись снаружи, прячу планшет и бегу по переходу, обгоняя других пассажиров, а потом мчусь через терминал к выходу. Снова чувствую затылком горячее дыхание. Мне кажется, что прямо у меня за спиной клацают зубы.

Потом я выбегаю наружу, в душную темноту, и отчаянно ищу, где припарковала свой «Джип». Найдя его, снова проверяю камеры, потом кладу включенный планшет на пассажирское сиденье и со всей возможной скоростью мчусь от аэропорта до Стиллхауз-Лейк. Звоню Сэму и извещаю его, что я уже в пути.

Когда обстановка на дороге позволяет, я кидаю взгляд на экран планшета и стараюсь уверить себя, что с моими детьми все в порядке, никто до них не добрался… И всю дорогу вспоминаю ту зловещую, призрачную улыбку на разбитом лице Мэла.

Эта улыбка говорит мне, что для него еще ничего не закончилось.

Что для нас еще ничего не закончилось.

К тому времени, как я сворачиваю на дорогу к Стиллхауз-Лейк, становится уже совсем темно. Я еду слишком быстро, на скорости проскакивая неосвещенные повороты и надеясь, что никому в этот час не придет в голову прогуляться по дороге или проехаться с выключенными фарами.

Но мне, к счастью, никто не попадается. Все тихо, и я торможу на подъездной дорожке с чувством неимоверного облегчения. Это парадоксально, потому что этот дом, это убежище больше не является безопасным. Это иллюзия. И всегда было иллюзией.

Сэм Кейд сидит на крыльце и пьет пиво. Я выключаю фары «Джипа» и тянусь, чтобы отключить планшет, но обнаруживаю, что батарея полностью разрядилась. Сую планшет в сумку и делаю пару глубоких вдохов, чтобы собраться с силами. Почему-то я не ожидала, что по прибытии найду все в полном порядке.

Пусть даже всей душой надеялась на это.

Я выхожу из машины и поднимаюсь на крыльцо, усаживаясь рядом с Сэмом. Он молча протягивает мне бутылку холодного «Сэмюэл Адамс», я откручиваю пробку и с благодарностью отхлебываю напиток. У него замечательный вкус – вкус возвращения домой.

– Это была чертовски короткая поездка, – говорит Сэм. – Всё в порядке?

Я гадаю, что в моем виде или поведении заставило его спросить об этом.

– Кажется, да. Просто было одно дело, которое мне нужно было уладить. Теперь с этим закончено.

Нет. Ничего не закончено. Я думала, что до Мэла дошло мое послание, но он даже не обеспокоился. Он не боится меня.

Это значит, что мне нужно бояться его. Снова.

– Хорошо. Мы соорудили каркас веранды. Осталось несколько дней, чтобы обить его досками и сделать гидроизоляцию, – и можно ею пользоваться. – Он медлит, затем сообщает: – Гвен, примерно с час назад заезжали полицейские. Сказали, что хотят заново расспросить тебя о той девушке в озере. Я сказал им, что ты перезвонишь.

Мой желудок сжимается, но я лишь киваю, надеясь, что не выгляжу обеспокоенной.

– Полагаю, они все еще цепляются за соломинку в поисках разгадки этого дела. Я надеялась, что все уже утихло…

Или появилось что-нибудь новое? Какой-нибудь привет от Мэла?

– Полагаю, ничего не утихло, потому что убийцу так и не поймали, – отвечает Сэм и берет новую бутылку. – Ты же ничего не скрываешь, верно?

– Нет. Конечно, нет.

– Я спрашиваю только потому, что от разговора с ними у меня осталось нехорошее ощущение. Будь осторожна, когда будешь беседовать с ними, ладно? Может быть, надо взять с собой адвоката…

«Адвоката?» Моя первая реакция – потрясение и неприятие, но затем я передумываю. Это может быть хорошей идеей. Я могу поведать юристу все о своем прошлом, и он будет хранить это в тайне. Может быть, если я наконец скину с себя этот груз, мне станет лучше. А может быть, и нет. Если я по-прежнему не могу полностью доверить Сэму все свои секреты, то доверить их какому-нибудь окружному юристу из Нортона может оказаться почти невозможно. Это маленький город, а люди любят слухи.

Я меняю тему:

– Как дети?

– Все отлично. На ужин пицца. Они сделали домашнее задание, хотя и не были особо этому рады. Домашнему заданию, в смысле. А вот еда им очень понравилась.

– Ну, это нормально. – Внезапно я осознаю́, что умираю с голоду. Весь день у меня во рту не было ничего, кроме чашки кофе и бутылки газировки. – Пицца еще осталась?

– При наличии в доме двух подростков? Наивно было бы думать, что они не умяли вдвоем весь большой круг. – Сэм чуть заметно улыбается. – Но именно поэтому я заказал две. Нужно только немного разогреть.

– Звучит как райская музыка… Присоединишься ко мне?

Вскоре мы уже сидим за кухонным столом в уютном молчании. Я съедаю два ломтика и думаю о третьем. Ланна вылетает из своей комнаты, чтобы взять энергетический напиток из холодильника и цапнуть ломтик моей пиццы. Подняв брови, она замечает:

– А, ты вернулась.

– Похоже, ты не рада этому.

Она округляет глаза, всплескивает руками и восклицает высоким, раздражающе-медоточивым голоском:

– О, мама, ты вернулась! Я так тосковала по тебе!

Я едва не давлюсь пиццей. Дочь фыркает и скрывается в своей комнате, без всякой нужды хлопая дверью. Это заставляет Коннора выглянуть в кухню. Увидев меня, он спокойно улыбается мне.

– Привет, мама.

– Привет, солнышко. Тебе не нужно помочь с домашним заданием?

– Не-а, я его уже сделал. Оно легкое. Я рад, что ты вернулась.

В его устах это звучит искренне, и я в ответ улыбаюсь с неподдельной теплотой. Однако это тепло рассеивается, когда Коннор уходит обратно в свою комнату, и я остаюсь лицом к лицу с суровой реальностью. Мэл знает, где мы. Он знает. Он говорил о Брэйди. Конкретно о моем сыне.