Самый далекий берег - Александр Бушков

И он решительно зашагал вперед, к подножию упиравшейсянижними белоснежными ступеньками в желтую траву лестницы, на верхней площадкекоторой, меж двумя высокими статуями (позолоченными? или литыми из чистогозолота?) появились две фигуры в белом.

Сначала показалось, что обе они женщины, но потом, когдаобитатели заоблачного дворца спустились ниже, Кирьянов рассмотрел, что женщинатам только одна, а ее спутник попросту крайне женоподобен – вялый ирасхлябанный, томный и смазливый молодой парень с накрашенными сиреневымгубами, затейливыми золотыми безделушками на мочках ушей, сверкавшей россыпьюсамоцветов диадемой в роскошных золотых волосах. Одет он был в некое подобиеримской тоги с алым узором по подолу – или как там он называется? – изолотые сандалии.

– Опа, опа… – сквозь зубы прошептал Миша. –Полный и законченный пидор, не ошибешься. Видал балахон? Это я ему в прошлыйотпуск про Древний Рим рассказал и матерьяльчики подсунул насчет модныхтогдашних фасонов. Он дуб дубом, аристократ хренов, про Рим только и запомнил,что там педерастия была в ба-альшом ходу… Ладно, это, как договаривались, мойфронт работ, куда тебе с непривычки… Ты на его сестренку целься. Естьвнутренние возражения?

– Никаких, – вынужден был тихонько признатьКирьянов.

Она была очаровательна – перевитые алмазными нитями золотыеволосы, огромные синие глазищи, прямой носик, пухлые губы, застывшие вневероятно капризной улыбке. Коротенькое белое платьице, словно сшитоеволшебным образом из снежинок – и каждая снежинка видна, и каждая не похожа надругую, – золотые сандалии, ноги до колен обвиты крест-накрест сверкающейсамоцветами тесьмой…

Но дело даже не в том. Над ней, очаровательной, грациозной,хрупкой по-аристократически и великосветски томной, витал ощущавшийся любымразумным существом мужского пола приманчивый ореол полной и законченной шлюхи –не той, что вызывает презрение, а, наоборот, той беспутной феи, которую хочетсятрахать и трахать от заката до рассвета, вытворяя с ней все, что в головувзбредет, вгрызаясь по-звериному, ломая в руках…

И ведь не было ничего внешне порочного ни в личике, ни вманере держаться – скромное очарование, тихая девочка на выпускном балу, разве чтоплатьице коротковато. И все равно, эта чертова аура мощно ощущалась всемиимеющимися у гуманоида чувствами, так что Кирьянова проняло всерьез, инеловкость почти улетучилась. Даже светлый образ Таи померк в мыслях – авпрочем, не впервые, так уж получилось, что он сгорал и пылал, когда Тая быларядом, а стоило расстаться с ней, вернуться домой, чувства и впечатления, вотстранность, тускнели, серели, слабли, но Кирьянов старался не забивать себеэтим голову, все дело, конечно, в пресловутом мужском легкомыслии…

Мухомор совершенно непринужденно шагнул вперед и по-хозяйскипохлопал томного древнего римлянина по щеке, не так уж и шутейно, аж зазвенелишлепки. Однако того это ничуть не обидело, он заулыбался, преданно таращась наскалившегося Мишу. И абсолютно по-свойски сказал Кирьянову, словно они былизнакомы сто лет:

– Ваш друг великолепен, правда? В наши времена дурацкихусловностей и морализаторства так трудно встретить искренность инепосредственность…

– Уж это точно, – глазом не моргнув, ответствовал Мухомор. –Повезло тебе, дурашка, что попал ко мне в руки, а то кто его знает, на кого могнапороться… Ну, что стоишь, друг мой застенчивый? Познакомь живенько сестренкус бравым офицером Костей, видишь, он сам язык проглотил. Как увидел ее на снимке,покой потерял, куска в рот не взял, глоточка не выпил, ходит печальный… Еслиему на его высокие чувства не ответят немедленно, он, чего доброго, застрелитсяпрямо под полковым знаменем – чтобы торжественнее вышло и пафоснее…

– Ой, только не надо! – взмахнула длиннейшимиресницами ослепительная блондинка. – Вы же не всерьез, Костя? Вы такойсимпатичный, бравый, мне будет жалко… – Она подошла вплотную, протянулаузкую ладонь: – Меня зовут Аэлита.

– Ка-ак? – оторопело переспросил Кирьянов.

– Аэлита, – сказала она безмятежно. – Этостарое дворянское имя, у нас в роду много Аэлит…

«Ну, это в принципе объяснимо, – подумал онрастерянно. – Тот же речевой аппарат, те же гласные-согласные, по теориивероятности, ничего удивительного, что обнаружилось этакое вот совпадение… Иливсе сложнее? И не в совпадении дело? Что, если и Алексей Николаич…Структура – вещь загадочная…»

Он не сразу решился взять в ладонь ее тонкие пальчики –вокруг них вились тонкие струйки разноцветного сияния, безостановочно, механическикак-то, переплетаясь и кружа, от алых ухоженных ногтей к ладони и в обратномнаправлении, показалось вдруг, что может током ударить…

Аэлита-два звонко рассмеялась:

– Ну что же вы? Это такая бижутерия, не бойтесь…

Он решился. Рука ничего не ощутила – только теплая, слабаяженская ладонь. Разноцветные струи продолжали завиваться, кружить, пронизываяего пальцы без всякого вреда.

– Вы и правда так вдохновились моим снимком? –спросила она с невинным выражением лица.

– Правда-правда, – ответил Мухомор. – Говорютебе, спать не мог, ложку мимо рта проносил… Ну, что мы тут стоим? Приглашаю внашу хижину. Или, может, мы к вам?

И он с нешуточной готовностью сделал два шага в сторонубелоснежной лестницы с золотыми статуями доверху, его худая физиономия, безнаигрыша, стала мечтательной – манила потомственного урку неописуемая роскошь,как многих бы на его месте…

Аэлита решительно подняла ладонь:

– Ой, только не к нам! И так надоело все… Можно, мылучше к вам? Посмотрим, как там у вас все устроено… Ну пожалуйста! Это будеттак романтично… Настоящие офицеры, настоящая крепость… Я листала какой-тостарый роман про армию… Это правда, что вас за провинности заковывают в кандалыи плетьми бьют?

На сей раз даже многоопытный Мухомор чуть растерялся,протянул:

– Э-э-э… Всякое бывает. Служба тяжелая, начальство –зверь на звере, один другого лютее, и пожалеть-то некому, не поймет никто нашудолюшку солдатскую… Ладно, что делать, давайте вы к нам.

Аэлита подняла руку и щелкнула пальцами – Кирьянову при этомее немудреном жесте послышался тонкий хрустальный звон. По лестнице проворносбежали, чуть ли не колобками скатились, два субъекта, от ушей до каблуковупакованные в золотое шитье, пышнейшие кружева, широкие полосы искрящихсясамоцветов, с высокими белыми плюмажами на плечах. Ну, лакеи, конечно, тут ненадо быть семи пядей во лбу, вон какие примечательные у них хари: словно маскииз мягкой резины, растягиваемые изнутри сложнейшей системой рычагов, готовыевмиг принять любое выражение, но главным образом предупредительность иуслужливость…

Совершенно земным жестом Аэлита взяла Кирьянова под руку исказала тоном избалованного ребенка:

– Ну, показывайте вашу крепость… Ой, прелесть какая!Совсем маленькие домики, вроде сторожки в имении у тети Белатор… А где этотминутный… секундный… ну да, часовой! Он же должен стоять с копьем наперевес ичто-то такое тайное спрашивать, иначе не пройдешь, я помню, читала…