Последняя ночь с принцем - Галина Владимировна Романова

— У этой прекрасной женщины одних паспортов было с дюжину, — непочтительно перебил ее гость, облокотился о стол, сильно к ней склонившись, и, старательно выговаривая каждое слово, заявил:

— Ее будущее — это небо в клеточку. Конец ее был закономерен. Чего тебе еще нужно?!

Ей нужна была правда! Ну неужели непонятно!

Правда, и ничего, кроме правды. Почему все случилось так, как случилось, а не иначе?! Почему все же погибла Зина? Почему она называла Кораблева Романом? Почему, почему?..

Взять и рассказать Сереге все?! И про поцелуй в сосновом бору. И про то, что она Зину почти успела возненавидеть за ее совершенство и наглость. И даже про их с Кораблевым ночь не умолчать. Про надежду, что обрела, можно и не распространяться особо. И про историю о себе, что начала внезапно брезжить в ее мозгах, можно умолчать. А вот про все остальное…

— Я все знаю, Ритка, — вдруг выдохнул ей Серега прямо в ухо, ухватил опять за затылок, привлек к себе и уперся своим лбом в ее висок. — Про вашу с ним ночь знаю!..

— Откуда? — охнула она и замерла, боясь шевельнуться.

— Ребята у меня в этом районном отделении знакомые служат. Когда узнал про несчастный случай в нашем подъезде, переговорил там кое с кем. Мне и рассказали, как вас тепленьких подняли прямо с постели. Больно мне, Ритка! Ты хоть это понимаешь?! — И Серега замолчал, тискал ее затылок своими горячими пальцами. Сопел зло и со значением и молчал.

Ей нужно было что-нибудь сказать ему. Наверное… Или извиниться. Хотя извиняться в этом случае довольно глупо. Она не виновата в том, что не смогла полюбить его. Он хороший, добрый, славный, боготворил ее когда-то, теперь-то, наверное, презирает, но… Но этого мало! Ей этого было мало тогда.

Как обстояло дело сейчас, она не знала. Она совсем во всем запуталась.

Что делать, Рита не знала. Серега сидел совсем рядом, все так же продолжал тискать ее затылок и молчал. Молчал не просто так, а со смыслом, понятным лишь ему. Больно ему было, безнадежно больно.

Он же умный, Серега. И знает про нее буквально все.

Знает, что эта рыжая девчонка упряма до безобразия. Упряма и честна…

Коли вбила себе в голову достать этого Кораблева, она его непременно достанет. Чего бы ей это ни стоило, достанет. А спроси: зачем? Не ответит. Только ему и не нужен был ее ответ. Он его заранее знал.

Очень ей хочется в глаза этому говнюку посмотреть. Посмотреть и понять для себя что-то.

Что Кораблев говнюк, каких мало, Серега понял, когда один на двоих договор с ним подписывал.

Не потому, что тот вознамерился поселиться рядом с его Риткой, нет. А потому, что скользкий какой-то он был. Все улыбочки да улыбочки, никакой определенности. Ни на один нормальный, в принципе, вопрос не ответил нормально, по-мужски. Все нес какую-то околесицу. Ну, а Серега возьми и насторожись в тот момент. Сам вызвался сбегать в супермаркет за углом и снять ксерокопии со всех документов, потому что ксерокс в Регистрационной палате поломался. Кораблев его еще благодарил тогда.

Знал бы, придурок, что Пирогов с его паспорта лишнюю копию для себя сделал, может, и не благодарил бы. Но он не знал и знать не мог, и рассыпался в заверениях своей полезности, даже визитку ему в карман рубашки успел сунуть. Адвокат хренов!..

И вот теперь этот адвокат с чего-то вдруг понадобился его Ритке.

Он поначалу не понял и рассвирепел. Еле сдержался, чтобы не наподдать ей. Ну, бросил тебя мужик после первой и единственной вашей ночи, прими это с достоинством!

Рассвирепел и выставил ее из дома. Потом остыл, подумал и понял, что не стала бы Ритка возвращать этого Кораблева всеми правдами и не правдами. Каким бы он ни был, каким бы ни казался, не стала бы. Тут было что-то еще. Что-то, чего пока он не понял и силился понять.

Вот про честность ее Серега понял все сразу и давно. Когда заболел ею, тогда сразу и понял. Не станет Ритка ему врать. Никогда не станет. Что любит его, никогда не соврет. Что постарается полюбить хотя бы…

Ох, как он бесился поначалу из-за этой ее твердокаменности. Подумаешь, принципы у нее! Чего бы стоило, казалось, хотя бы сделать вид. А то он ее целует, а она хохочет. То ей щекотно, то язык у него смешной. Это надо же такое придумать: язык смешной!.. Обнять и вовсе было невозможно. Руки у него неподъемные — раз. Ребра у нее от его объятий болят — два. И душно ей, и жарко, когда он ее обнимает… Он еле выдержал тогда эту пытку ее честностью. Еле выдержал.

Она и сейчас сидит, боясь шевельнуться. А все почему? Потому что не знает, как ей с ним поступить. Оттолкнуть вроде жалко, обижать не хочется.

Сидеть так неудобно…

И тут вдруг случилось неожиданное.

Рита осторожно шевельнулась, слегка к нему разворачиваясь. Обхватила его лицо ладонями и, прильнув щекой к его израненному бритвой подбородку, совершенно несчастным голосом прошептала:

— Сережа! Господи, Сережа! Как же мне хотелось бы полюбить тебя! Как бы хотелось…

— Роман Иванович!.. Роман Иванович! — секретарша вышагивала за ним на тонких, как спицы, каблуках, будто сороконожка. — Роман Иванович, подождите, пожалуйста!

Баловнев недовольно поморщился.

Вот надо было попасться ей под руку. Он терпеть не мог, когда ему перед важным делом перебегали дорогу черные кошки или бабы с пустыми ведрами. У его секретарши не было пустого ведра, у нее была совершенно пустая голова, и этого оказалось достаточно. Раз остановила на полдороге, удачи не жди. Да что там полдороги, он уже одной ногой был в машине. Даже сам решился ехать сегодня за рулем, чтобы не посвящать своего шофера в детали сегодняшней поездки.

— Роман Ив-ва-анович! — простонала секретарша, добежав до него с таким видом, будто готовилась упасть ему на грудь и признаться в том, что любит его давно и безнадежно.

— Ну что?! Что?! — Баловнев неприязненно на нее уставился; давно бы ее уволил, если бы мог.

— Вам звонили! — тяжело вздымая грудь огромных размеров, девушка протянула ему листок с нацарапанным номером телефона. — Вот!

— Чей это номер? — Он не спешил брать листок в руки, словно боялся запачкаться.

С этой барышней нужно держать ухо востро.

О своих секретарских обязанностях она имела довольно смутные представления. Могла, сунув ему такую вот бумажку с цифирями без нужной расшифровки, тут же забыть о звонке. А ему разве все упомнить?! Неоднократно он тупо рассматривал такие вот телефонные номера, силясь вспомнить их происхождение.

— Вам звонил ваш лечащий личный доктор, настоятельно просил перезвонить. Даже не просил, а требовал. Голос у него был очень взволнованный.

Вы что же, Роман Иванович, анализы какие ему сдавали?!

Так вот прямо и спросила, глупая курица! Ну что с ней делать…