Последняя ночь с принцем - Галина Владимировна Романова

— Да понял я! Только я не знаю! Нас всех по разным адресам расселяли. Он держался до последнего. Мы с ним, бывалоча, бутылочку опрокинем, покалякаем за жисть… А сейчас даже выпить не с кем, так-то… А куда съехал, не знаю. Похороны устроил дочке пышные. На улице, помню, холодно было. Снег еще не сошел.

— Снег?! — Баловнев тут же насторожился. — Как снег?! Она когда… Эта девушка, она разве не пару месяцев назад умерла?!

— Пару месяцев? Да ты что, парень! — Мужик посмотрел на него тяжело и неприветливо. — Пару месяцев! Мы еще ей поминки тут справляли, и сорок дней, и полгода. А дочка.., дал бы бог памяти…

Нет, точно не помню, но снег точно был.

Насколько помнил Баловнев, на момент первого звонка его ночного душевного потрошителя, снег сошел уже как пару месяцев. На улице было тепло и безоблачно. И Настя приехала к нему в ресторан в том легком костюме, что он ей подарил. И была она хороша, как никогда в тот самый момент…

Это что же получается… Отец умершей девушки долго копил в себе свою боль, копался в причинах, искал объяснения и наконец нашел момент истины и средства отмщения?! Ничего себе, созрел, называется!..

— А ты почему меня об Витальке-то спрашиваешь, мужик? Задолжал он тебе, что ли? — уставился на него подозрительный мужик.

— Почему сразу задолжал? Нет, не задолжал.

Разговор у меня к нему был. Помочь хотел…

— А-а-а, помочь! — И вот тут он снова ухватился за ружье.

Выхватил его откуда-то из-за себя мастерским ковбойским рывком. Передернул затвор и нацелил дуло прямо Баловневу в сердце.

— Знал бы ты, мужик, как мне хочется тебе пулю в сердце всадить! Да не одну, а целых две! — прошипел он злобно, разбрызгивая слюни на свои волосатые костлявые коленки. — Просто руки чешутся… Если бы Виталька тебя не простил, я бы точно не сдержался! Мне что на этих нарах свой век доживать, что на других, разницы нету!!! А вот ты бы… Ты бы пошел следом за ней, за девочкой нашей…

Куколка… Такая красавица была! Так умирала страшно, в таких муках… А все ты, гад!!! Думаешь, я не узнал тебя?! Мне Виталька каждую газету с твоим портретом приносил и все плевался в твое рыло… Так бы и убил тебя!!!

Баловнев молчал. Он чувствовал, как на спине между лопатками собирается пот и крупными каплями стремительно падает вниз и пропадает где-то под ремнем брюк. Чувствовал, как норовисто подпрыгивает сердце и учащенно долбит в висках. И еще этот холод… Отвратительный, гадкий холод в желудке, собравший все его внутренности в одну горсть и стремительно их сжавший до размера крохотного кулачка.

Ему было очень страшно, Он был сейчас один на один с этим одичавшим от одиночества и старости мужиком. Один на один с его обидой за бывшего соседа и один на один с горечью по безвременно ушедшей дочери все того же соседа. С которым прожил долгие годы бок о бок и знал о нем буквально все.

И не раз за жисть говорил под бутылку водки…

Жизнь Романа сейчас не стоила и трех копеек.

Тех самых, что ходили в их государстве давным-давно, и существование которых он с трудом припоминал. Сейчас… Вот сейчас этот мужик нажмет на курок, и его — Романа Баловнева — не станет.

Потом этот мужик не торопясь завернет Романа в старый холст, наверняка такой найдется среди его рухляди, и свезет его труп ночью на его же машине к какому-нибудь затянутому ряской пруду и утопит там. И полетят к чертовой матери все благие и не очень намерения Баловнева, растворятся в небытии так и не сбывшиеся его мечты и желания…

Роман невольно поморщился. То, о чем он сейчас думал, было не правильным, пошлым и противным. Он не должен!.. Не может умереть прямо сейчас из-за чьих-то глупых подозрений, обвинений и предположений! Он ничего такого не совершал, чтобы умереть от руки этого нечесаного мужика.

— Гмм-мм… — прокашлялся Баловнев, прочищая горло, сунул руки под мышки, чтобы не особо было заметно, как они у него дрожат, и проговорил:

— Уверяю вас, вы ошибаетесь.

— Рассказывай! — Мужик вскинул ружье на изготовку. — Деньги!!! Твои проклятые деньги купили тебе свободу!!! Сидел бы ты уже!.. Как миленький срок мотал бы, кабы не твои паршивые деньги!..

И убил бы я тебя! Как пить дать убил бы, если бы… — Он снова каким-то ухарским неуловимым движением спрятал ружье себе за спину, ухватился за голову и проговорил с неподдельной болью:

— Если бы Виталька тебя не простил!!!

— Как это?! — Роман только-только начал двигаться в сторону длинного коридора, устланного домоткаными половиками, чтобы удрать от этого психопата как можно быстрее и дальше, но ему пришлось остановиться снова. — Как простил?! Что значит, простил, если он звонил мне накануне гибели моей жены?! Это он убил ее!!! Что значит, простил??? Еще вопрос, простил ли я его?! Простил ли и не захочу ли обратиться в милицию!!!

Мужик ему не поверил.

Оторвав от своей кудлатой головы заскорузлые ладони, он нахмурился и несколько раз смерил Баловнева с головы до ног. Потом вдруг выпрямил спину, оперся руками о колени и, по-птичьи склонив голову к плечу, ехидно поинтересовался:

— Это откудава же Виталька мог тебе позвонить, мне интересно?!

— Уж не знаю! Но звонил мне ночью домой. И угрожал, между прочим!!! — Баловнев распалялся все сильнее, налицо были какие-то несоответствия, они тревожили его и сбивали с толку, оттого он и злился. — Он звонил и угрожал! И потом он привез мою Настю ко мне в ресторан под видом таксиста и поднял ее на воздух вместе с машиной! И тут же позвонил мне по ее мобильному и.., говорил что-то гадкое… Я не помню точно, был в шоке!..

Роман, живо все вспомнив, тут же отвернулся к окну. Переживать снова и снова момент гибели Насти было ему очень тяжело. А еще несноснее было показывать этому постороннему человеку ту боль, что продолжала терзать его день за днем.

— Ты это.., а ну погодь!!! — взревел вдруг мужик, слышно было, как он поднялся с дивана и ушел из комнаты.

Баловнев проводил взглядом его острые лопатки, вернулся на прежнюю позицию и снова облокотился о подоконник. В соседней с этой комнатой, по всей видимости, в кухне, что-то происходило. Грохотень там стояла несусветная. Что-то звенело, падало и даже, кажется, разбивалось. Хозяин без конца матерился и пропадал там довольно долго. Наконец он вошел в комнату, крепко прижимая к себе обеими руками полбутылки водки, два граненых стакана, обгрызенную буханку хлеба, тарелку с огурцами и пучок зеленого лука. Все это он с шумным выдохом опрокинул на стол, еле успев подхватить покатившийся стакан. Без лишних разговоров залил в оба стакана граммов по сто пятьдесят водки.

Двинул один в сторону Баловнева и приказал:

— Пей!

— Но я как бы.., это.., за рулем, — замялся тот, не зная, что и делать.

Пить в такую рань водку он не привык. Но, с другой стороны, отказывать мужику было опасно.