Наследники исполина - Ольга Игоревна Елисеева

— Лучше не начинайте, — Марфа деловито потянулась за ребенком. — Потом молоко не остановите. Видите, уже бежит, бежит. Ну, что вы наделали?

Младенец с поистине вампирским выражением лица впился матери в грудь и на время перестал плакать.

— Подай перо и бумагу, — приказала Като. — Только тихо.

Горничная выскользнула и через минуту вернулась в гардеробную.

— Нашли, где писать! — Она подставила хозяйке круглую крышку от шляпной коробки.

— Я напишу Ивану Ивановичу Бецкому, — сказала Екатерина. — Этот смешной чудак любит меня от всего сердца. Знаешь, он сам незаконнорожденный, воспитывает свою незаконнорожденную дочь и страшно печется о подкидышах. Их у него, как цыплят в курятнике.

Марфа фыркнула.

— Но самое смешное, — Екатерина с трудом возила пером по бумаге, ребенок ей страшно мешал, — Он считает и меня своей незаконной дочерью. Когда-то у него в Париже был роман с моей матерью…

Горничная вытаращила на хозяйку глаза.

— Так что я в праве просить его о помощи, — заключила Екатерина. — Приготовь корзинку. Когда ребенок заснет, положи его туда и незаметно отнеси вместе с письмом к Бецкому. Старик все устроит.

Марфа кивнула, в этот момент ее мысли были далеко, возле своего горящего дома.

* * *

— Пожар начался без нас, — сказал Алексей Григорьевич Разумовский, с сомнением разглядывая измочаленную фигуру Орлова. — Но это не освобождает вас от необходимости принять участие в покушении. — Граф обернулся к двум гайдукам, державшим пленника. — Приведите его в порядок. Он похож на пьяницу, сутки провалявшегося под забором. А должен выглядеть, как караульный.

Лакеи засуетились вокруг Алехана.

По чести сказать Орлов провалялся не сутки, а четверо, и не под забором, а в графском сарае на краю парка-леса. Он пробовал высвободить руки, пробовал выломать ногами дверь — безрезультатно. Его кормили и даже выводили по нужде, но к протестам оставались глухи.

Теперь Бог весть где начался пожар, и поручика вновь притащили в роскошный графский дом. Алексей чувствовал себя грязным, пропотевшим, всклокоченным и совершенно не соответствовал изящной идиллии, царящей вокруг.

— Вы поедете с нами, — сказал ему гетман. — Горит недалеко от дворца. На Сенной. Все, кто был сегодня в Летнем, сбежались поглазеть. Император тоже там. Ваша задача…

— А если я откажусь? — Орлову было больно шевелить разбитыми губами.

— Давай так, — гетман прищурившись смотрел на него. — Если ты сделаешь, что приказано, и сумеешь в суматохе сбежать, мы не станем тебя преследовать. Ты убедился: мы сильнее, у нас длиннее руки и значительно шире средства. Не мешай нам, и мы, так и быть, забудем о тебе.

Алехан облизнул потрескавшиеся губы. «Это шанс, — подумал он. — Только я ведь о вас не забуду. Не садись с чертом кашу есть…» Он скосил глаза, и ему показалось, что Иосиф с лицом графа Сен-Жермена ободряюще подмигивает ученику с витража.

— По рукам?

Руки Алксей, конечно, не подал. Прежде всего потому, что они были у него связаны. Но гетман, кажется, и не подозревал, что кто-то в чем-то может ему отказать.

Через четверть часа спутники уже тряслись в карете к месту происшествия. Орлов с удивлением узнал дом камердинера Екатерины Шкурина. Двухэтажный деревянный особняк с мансардой, просторными сенями и хозяйственными постройками пылал так, точно его подожгли со всех четырех концов.

Кирилл распахнул дверь и легко выскочил из кареты. Алексей, покряхтывая, вылез с другой стороны. Возле пожарища уже собралась громадная толпа. Лишь немногие таскали ведра с водой из Невы. Остальные глазели. Поручик скользнул между спинами и начал протискиваться вперед.

Император был уже тут как тут. Он кричал, распоряжался и махал руками. Вид пламени завораживал его и едва ли не манил, как старообрядца, решившего обхитрить Бога и впрыгнуть через огненное крещение прямиком в рай.

Голова у Алехана закружилась. Петр был так близко. Возле него не теснилось ни одного голштинца. «Боятся подступиться, суки немецкие!» — Хмыкнул Орлов. Впрочем, и других господ придворных близ императора не наблюдалось. Все ожидали обрушения крыши и не хотели подступаться близко. Огонь в срубе дома гудел, как в литейной печи. Сновали одни мастеровые с ведрами, не сильно-то обращавшие внимание на надсадные крики государя.

Что касается охраны — сегодня дежурили измайловцы — то она оцепила здание и с олимпийским спокойствием взирала на чудачества императора. Рисковать головой рядом с Петром Федоровичем явно никто не собирался.

«Где же Шкурин? — Подумал Алексей. — Странно, что хозяина на пожаре нет».

В этот момент крыша все-таки рухнула. Поднялся столб черного пламени, туча пепла, фонтан искр. Толпа ахнула, подалась назад, потом вперед, смяла измаловцев… Женщины визжали, где-то плакал ребенок.

Алексея забросило во двор без всяких на то с его стороны усилий. Поручика буквально притерло носом к спине государя, толкнуть Петра сейчас не представляло никакого труда. Это мог сделать Алехан или любой другой, кому пришло бы в голову поиграть в цареубийцу. В суматохе вряд ли кто-либо заметит, чья рука стукнула «голштинского урода» между лопаток.

Но Алексей промедлил. Целое мгновение он наблюдал синий прусский мундир на сутулой спине императора и совершенно не понимал, что ему делать. Потом его оттеснило в сторону, завертело в толпе и поволокло прочь от горящего дома. Мимо замелькали чужие лица. Алехан слабо отпихивался, кажется, даже не дал никому в ухо. Точно на некоторое время оглох. Потом чьи-то сильные деревянные руки вырвали поручика из толпы, и он с неприязнью узнал гайдуков графа.

— Что же вы, голубчик? — Ледяным тоном спросил его гетман. — Испугались? Думали, мы вас не найдем?

Испугался? Орлов мог поклясться, что нет. Он и сам не знал, что с ним произошло возле императора. Пожалел? Не смог? Тоже нет. Его охватило какое-то оцепенение. Точно он вдруг отстранился от толпы, пожара, необходимости убить Петра и смотрит на все это со стороны, не понимая смысла происходящего.

— Он струсил, — сказал брату Алексей Разумовский. — Ладно, поехали. Сорвалось.

Все еще плохо соображавшего, что творится вокруг, Орлова втолкнули в карету. Он не сопротивлялся и позволил вновь связать себе руки.

— Эй, парень? — Гетман щелкнул у него перед носом пальцами.

— Оставь его, — бросил граф. — У него шок. Так бывает от сильного потрясения. Мы переоценили тупость этого животного. Видимо, убить государя для него все-таки большое дело.

«Большое дело», — думал Алехан. Он сам не ожидал от себя такой замедленной реакции. Казалось, даже кровь струится по жилам слабо и сердце вот-вот остановится. В этот миг Орлову почудилось, что воздух в карете сгустился и напротив него между двумя братьями Разумовскими возник осязаемый образ Сен-Жермена.