Дети капитана Гранина. Нерпа моя глупая - Наталия Миронина

– Надо ремонт наконец доделать! А то все деньги потратим и так и будем с ободранными стенами жить! – Жена окинула взглядом кухню.

– На кухне плитку положим, очень красивая появилась, я видел у соседей по офису. А в маленькой комнате надо сделать один большой шкаф, чтобы туда все Лешкины книжки поместились. Но ремонт лучше на осень отложить – у меня летом самое горячее время будет… – Муж закурил сигарету.

– Вот Лешка обрадуется, он давно хотел, чтобы мы всю его старую детскую мебель выбросили…

Они опять сидели за полночь, вспоминали детство сына, друзей, которые когда-то были рядом, а теперь разъехались и разбежались кто куда. Они старательно планировали недалекое будущее и, рассуждая о том о сем, понимали друг друга с полуслова. Они наслаждались своей семьей, не подозревая, что уже случилось то, что разводит их постепенно и делает их союз непрочным и недолговечным.

Алла всегда была выше и крупнее всех. В школе, в классе седьмом, это ее ужасно смущало. Потом, когда окружение повзрослело, стало ясно, что сорок шестой размер в восемнадцать лет может быть явным преимуществом. Молодые люди, окончившие школу давно и к приключениям личного свойства относящиеся уже спокойно, старались с ней познакомиться. Алла знала, что у нее «глаза», «фигуристость» и «мухоморный» характер. Все это она умело использовала, имея стойкое убеждение, что поступает правильно. А потому очень скоро в их поселке городского типа молва о шустрой бухгалтерше из управления завода превратилась в стойкую сплетню о женской неразборчивости. Мать сначала пыталась урезонить Аллу:

– Тебе жить здесь! Люди-то все видят. Так и замуж не выйдешь. Вон, уже говорят, что ты даже перед главным инженером на танцах хвост крутила. А он женат. Ладно, Володька из обрабатывающего, холостой. Одумайся, отец бы жил с нами, он бы тебе не позволил…

Отец с ними не жил, его оставили в маленьком деревенском доме. Мать с ним не разводилась, но, когда получали квартиру в заводском доме, она, не выдержав его пьянства, пообещала помогать ему, только бы он оставил их с дочкой в покое. Отец был, как всегда, «усталый», а потому согласился. Алла с матерью иногда привозили ему продукты, стирали, готовили и уезжали. Отец работал механизатором, ну, это в те дни, когда не пил.

– Да не буду я жить в этой дыре! – Алла уже неоднократно высказывалась на эту тему. Правда, мать всерьез ее слова не воспринимала. «Ладно, побесится, потом замуж выйдет, дети будут. И угомонится…» – Мать узнавала в дочери своего супруга, в точности таким он был в дни их молодости.

Как и в любом другом месте с ограниченным набором развлечений, шашлыки на природе были любимым времяпрепровождением селян. Рабочий поселок, полностью зависевший от небольшого комбинатика по производству каких-то металлических деталей, в зимнее время почти спал, а с наступлением весны высыпал на улицы, стекался к берегу небольшой речушки и устраивал пикники. На одном из таких мероприятий Алла и оказалась рядом с главным инженером комбината. Уже было съедено мясо, почти все выпито, часть гуляющих даже разошлась по домам, но самые стойкие сидели у догорающего костра и пели песни. Вернее, по одному куплету, ибо на втором уже начиналась разноголосица.

– Что вы не поете? – Алла разворошила угли прутиком и скосила глаз в сторону высокого, с пшеничными волосами Геннадия Ивановича. Геннадий Иванович слегка покраснел, потом незаметно, как ему показалось, оглянулся и ответил:

– Да я не любитель. А потом уже все устали и не поют, а бормочут.

– Это точно, прямо заплачешь, услышав такое. – Алла бросила прутик в огонь, развела широко руки, потянулась. Геннадий Иванович боковым зрением увидел пышный бюст, темненькие впадины подмышек, на него дохнуло запахом костра, молодости и духов. В груди главного инженера что-то ухнуло, кровь прилила к вискам: «Выпил много. Что это со мной? Да это не со мной, она сама прямо-таки вешается. И вот теперь, что, места не было у костра, нет же, ко мне подсела. А на комбинате дня не пройдет, чтобы не зашла ко мне. Или в коридоре встречаемся, а еще в столовой норовит за один стол сесть. Интересно, Марина знает?»

Марина – жена Геннадия Ивановича – была бойкой украинкой, которую главный инженер привез из Ворошиловграда. Она не работала, сидела дома, воспитывала двух дочерей, но в последний год устроилась на полставки в местную библиотеку. Она уже узнала про козни молодой девчонки. В бухгалтерии комбината, где трудилась Алла после окончания финансового техникума, тетки сообщили, что фигура у девчонки так себе, грудь на самом деле маленькая, бедняга подкладывает что-то в белье, чтобы бюст казался больше. Марина все приняла к сведению и не очень-то волновалась. Она знала, что муж, может, и попроказничает, но из семьи не уйдет – их связывали дети, хозяйство и тесть, отец Марины, благодаря связям которого место главного инженера и получил Геннадий Иванович…

Прутик не успел сгореть, а Алла и тенью проследовавший за ней Геннадий Иванович были уже в лесу. Они шли в вечерней тенистой прохладе, все дальше и дальше оказывались фигуры односельчан, и дымок костра почти не чувствовался. Запахло сыростью и лежалым весенним снегом. Такой еще встречается в середине мая в лесных оврагах. Геннадий Иванович посмотрел на аппетитные формы бухгалтерши в спортивных брюках, ускорил шаг и с силой повернул Аллу к себе лицом. Она почувствовала сильный мужской рот и прижалась к Геннадию Ивановичу.

– Пойдем, пойдем куда-нибудь. – Главный инженер проваливался в бездну своих желаний. Падение было столь стремительным и безвозвратным, что даже о своем влиятельном и грозном тесте он позабыл.

– Не в лесу же… Люди… Кто-нибудь увидит… – Алла, переведя дух после поцелуя, оглянулась. В лесу было еще светло, но неуютный сумрак уже притаился между стволов. – Пойдем на плотину, к Светке, она в Москву уехала на праздники, ключи у меня.

Алла решительно двинулась вперед, даже не дожидаясь ответа Геннадия Ивановича. Войдя в дом, она молча подошла к светлому бельевому шкафу, хозяйским жестом достала белую простынь, бросила ее на большую тахту и, быстро раздевшись, легла в самой соблазнительной позе. Геннадий Иванович, который за время пути успел слегка испугаться своей решительности, немного медлил:

– Попить бы, пойду на кухню, посмотрю… – Он долго гремел чем-то эмалированным, потом вздыхал, потом топал. «Сейчас сбежит», – подумала Алла и поменяла позу, тем более что ноги у нее уже замерзли. Но Геннадий Иванович вернулся. Уже голый. Алла улыбнулась про себя: «Вот ты и попался!»

Когда главный инженер уходил, было уже почти утро, Алла спала и не могла видеть его замечательные «семейные» трусы в красный мак, сшитые какой-то украинской артелью. Целую упаковку таких подарила мужу Марина со словами: «Вот тебе приличные трусы, чтобы не позорил меня перед своими бабами». Жена рассчитала все правильно – в трусах такой расцветки не рискнули бы раздеться даже Дон Жуан и Казанова с их самомнением.

Дома все сошло с рук. Марина знала, что кто-то из поселковых мужиков пошел «добавлять» и что ее муж хоть и не был особо пьющим, но пару раз в месяц расслаблялся. Она к этому относилась спокойно. Поэтому, когда Геннадий Иванович вошел в дом, нарочито громко хлопнув дверью, и уронил лыжи, стоящие в прихожей, Марина молча достала пол-литра, порезала домашнего сала и оставила супруга сидеть в одиночестве. Геннадий Иванович, притворяясь пьяным, на самом деле думал. Он думал, что эта молодая «кошка» теперь в него вцепится, ничего особенного он сегодня не испытал, и грудь у нее не такая, как кажется в одежде. И вообще, похоже, он дурак.