Наваринское сражение. Битва трех адмиралов - Владимир Шигин

Следовавшие за кораблем “Азов” наши корабли и фрегаты, по мере вступления их в порт, встречали сильную канонаду крепости, батарей и судов неприятельских».

* * *

Около четырех часов дня с «Гангута» заметили мчавшийся на них горящий брандер, один из тех трех, которым удалось в начале боя улизнуть от капитана Феллоуса. Брандер заметили случайно в разводьях дыма в самый последний момент. И снова спасла выучка команды и мастерство командира капитана 1-го ранга Авинова. Несмотря на то что все решали какие-то минуты, «Гангут» успел подтянуться на якоре, а затем несколькими точными выстрелами пустил брандер ко дну.

Из воспоминаний участника боя: «Брандеры, пылающие жерлами, готовые запылать в одну минуту, шли на сближение с нами; “Гангут” и “Иезекиль”, встретив вовремя два из них, верными выстрелами немедленно пустили их ко дну, со всем экипажем. Третий потоплен кораблями “Иезекиль” и “Александр Невский”.

Линейный корабль “Гангут” вступил в бой одновременно с несколькими судами противника, в том числе с фрегатом Тагир-паши. Корабль “Иезекиль” атаковал 54-пушечный турецкий фрегат и много мелких судов второй и третьей линий. Корабль “Александр Невский” уже при входе в Наваринскую бухту уничтожил береговую батарею, а затем в течение 40 минут расправился с 58-пушечным турецким фрегатом».

На «Гангуте» старшим офицером был капитан-лейтенант Петр Анжу. У капитан-лейтенанта слава громкая, не все адмиралы имеют в послужных списках столь подвигов, сколь этот скромный и застенчивый на вид лейтенант! За плечами Анжу – опись берегов Северной Сибири от устья Оленека до устья Индигирки, исследование киргизских степей, изучение Каспия и Арала. Научные открытия российского лейтенанта признаны всем миром, а имя его ставят в одну строку с Куком и Лаперузом! Обязанность старшего офицера в бою – борьба с пожарами и водой. И потому Анжу вездесущ. Он везде – на баке и на юте, в орудийных деках и в трюме. Цепкий взгляд старшего офицера не пропускает ни единой мелочи.

– Вон в углу брезент тлеет! – кричит он, пробегая по рострам, матросам. – Залейте, а то ненароком полыхнет!

В разгар боя ядро перебивает рею над ним. Отскочившая огромная щепка с силой вонзается капитан-лейтенанту в голову. Кое-как перевязавшись цветным платком, Анжу отказывается идти в лазарет и остается на своем посту. И так, похожий больше на залихватского пирата, чем на кадрового офицера, он продолжал исполнять обязанности до последней минуты боя.

– Смотрите! Смотрите! – закричали внезапно на шканцах. – Что это?

Все стоявшие, включая Авинова, подбежали к перилам фальшборта, Изумлению их не было предела: недалеко от борта на месте, где только что затонул египетский фрегат, среди мусора и досок на волнах качалась икона!

– Хосподи! – крестились гангутцы. – И откуда она там взялась?

– То знамение грядущей победы креста над полумесяцем! – объявил во всеуслышание Авинов. – Кличьте охотников!

Спасать нерукотворный образ вызвалось много, отобрали одного из поморов архангелогородских. Скинул матрос портки, осенил себя крестным знаменем и бултых за борт! Вскоре икона была уже на борту «Гангута». Когда ее рассмотрели внимательнее, оказалось, что это образ Богородицы Одигитрии.

– Установите ее, батюшка, в судовой церкви! – велел командир корабельному священнику отцу Артемону. – Сия награда дадена нам свыше!

Священник, принимая икону, целовал ее со слезами в глазах:

– Чудо Господне! Воистину чудо!

Над головами собравшихся на шканцах пронеслись одно за другим сразу несколько ядер. На них даже не обернулись. Привыкли!

Еще полчаса напряженной пальбы, и дравшийся против «Гангута» турецкий фрегат закрыл орудийные порты и, не спустив флага, погрузился в пучину. Что ж, моряки Высокой Порты умели не только храбро драться, но и храбро умирать. Воистину в Наваринской бухте были собраны лучшие из лучших моряков султана!

– Весь огонь на 60-пушечный! – уже распоряжался Авинов, прикидывая, как ему лучше развернуть для стрельбы свой корабль. – Темп стрельбы увеличить сколько возможно!

Снова сотрясался от непрерывных залпов корабельный корпус, снова падали разорванные ядрами люди, а кровь щедро струилась по палубным шпигатам. Внезапно страшную симфонию боя заглушил оглушительный взрыв – то взлетел на воздух и рассыпался в мириады обломков 64-пушечный неприятельский фрегат.

Один из членов экипажа «Гангута» писал об этих незабываемых минутах: «Признаюсь, этот взрыв турецкого фрегата вряд ли кто из нас забудет во всю жизнь. От сотрясения воздуха корабль наш содрогнулся во всех своих частях. Нас засыпало снарядами и головнями, отчего в двух местах на нашем корабле загорелся пожар, но распоряжением частных командиров и проворством пожарных партий огонь был скоро погашен без малейшего замешательства. После взрыва нашего ближайшего противника мы продолжали действовать плутонгами по корветам, бывшим во второй линии сзади фрегатов. Суда эти, отрубив канаты, буксировались к берегу, но, не достигнув оного, тонули, а люди спасались вплавь… Кругом все горело…»

Не менее горячо было и на флангах, где сражались французы и англичане. Нелегко пришлось стоявшему крайним «Дартмуту». Но капитан Томас Филлоус не только изрешетил противостоящий ему турецкий фрегат, но и отогнал огнем целую свору легких турецких судов, пытавшихся с кормы атаковать французский флагман «Сирена».

– Браво, капитан, благодарю! – помахал Филлоусу рукой со своего шкафута де Реньи.

Командир «Дартмута» приложил пальцы к треуголке:

– Сэр, помощь ближнему – долг джентльмена!

Филлоус был озадачен иным. По старой британской традиции фрегаты никогда не ввязывались в генеральные схватки линейных кораблей. Это был не их удел. Фрегатское дело – дозоры и крейсерства с лихими одиночными стычками, когда же на арену боя величаво выплывали грузные и всесокрушающие линкоры, фрегаты должны были удалиться, чтоб не путаться под ногами у этих левиафанов морских баталий. Теперь же в силу обстоятельств Кодрингтон презрел догму и выставил на кон все, что имел. Капитан представил, с каким сарказмом его встретят старые соплаватели в метрополии. Ведь Кодрингтон (а с ним и его капитаны) покусился на то, на что не смел поднять руку сам Нельсон, – на традицию! Это было ужасно…

Французы старались не отставать от остальных. 44-пушечный фрегат «Армида» уже трижды сбивал огонь со своих мачт. А капитан Гюгон как ни в чем не бывало прохаживался с папироской по палубе. Прицельная пуля просвистела у эполета, другая сбила шляпу. Гюгон нахмурился:

– Гарсон! Бегом в каюту за новой! Не могу же я быть с непокрытой головой на виду всей Европы! И дайте по наглецам пару хороших залпов!

«Армида» дралась с египетскими судами, где на шканцах стояли недавние сослуживцы Гюгона, а ныне советники каирского паши. Это французского капитана отнюдь не смущало.

– Я всегда знал, что этот выскочка Верконье никогда ничего не умел! – ругался он, разглядывая в трубу ближайший неприятельский корвет. – Всадите ему хорошенько под ватерлинию, может, хотя бы теперь поумнеет!