Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец - Борис Акунин

Потом заложили бомбу в Петербурге, под Каменным мостом, на дороге между Зимним дворцом и Царским Селом. Опять не получилось. Кортеж проехал раньше ожидаемого времени.

Из-за череды неудач руководители Исполнительного комитета, не отказываясь от «стационарного» покушения, начинают разрабатывать и «мобильное». Закладка мины требует больших затрат и долгой, рискованной подготовки, а результат зависит от слишком большого количества непредсказуемых факторов. Проще и надежнее воспользоваться метательным снарядом, который полетит прямо в царя. При втором варианте, правда, покушающийся приносит в жертву и себя, но это соображение никого не пугало. «Революционер – человек обреченный».

Одна группа делала подкоп для новой мины, другая изучала график императора и все маршруты его передвижения на случай, если представится возможность уличного нападения. Талантливый Кибальчич изобрел компактные, но мощные «снаряды». С добровольцами-«метальщиками» тоже проблемы не возникло.

Но круг продолжал сжиматься. При Лорис-Меликове полиция стала работать лучше. Засады, провалы, аресты следовали один за другим. В ноябре ведущий член Исполнительного комитета Михайлов-Дворник был случайно опознан и задержан. Но он никаких показаний не давал, и во главе предприятия встал Желябов. Подготовка продолжилась.

В конце января 1881 года, опять по невезению, был разоблачен Клеточников. Теперь революционеры действовали вслепую, ничего не зная о планах полиции.

Когда всё уже было спланировано и дата исполнения назначена, арестовали Желябова. Но оставалась Софья Перовская, которая довела дело до конца.

В назначенный день, первого марта, император должен был посетить Михайловский манеж. Каким бы маршрутом царь ни поехал, повсюду его поджидала смерть. На углу Невского и Малой Садовой под мостовую была заложена мина. Четверо бомбистов стерегли экипаж на углах. Сама Перовская расположилась у площади, чтобы подать сигнал, куда повернет кортеж.

Александр поехал вдоль Екатерининского канала. Перовская взмахнула платком. Первым из «метальщиков» на пути царя оказался 19-летний Николай Рысаков, по свидетельству одного из товарищей, «еще совсем юный, добродушный и жизнерадостный провинциал», привлеченный в организацию Желябовым. В цареубийцы он вызвался по мальчишескому задору.

Убийство Александра II. И. Сакуров

Рысаков кинул бомбу раньше, чем подъехала карета. Были пострадавшие, но император уцелел. Охрана хотела немедленно увезти государя из опасного места, но Александр полагал, что угрозы уже нет. Ему хотелось ободрить раненых. В толчее и сумятице другой террорист, 24-летний Игнатий Гриневицкий, имевший ласковую партийную кличку «Котик», сумел подобраться к самодержцу вплотную. Гриневицкий бросил бомбу прямо под ноги императору – и самому себе. Он знал, что погибнет, и в прощальной записке написал: «Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделаю все, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может».

Оба были смертельно ранены. Убийца скончался тем же вечером, не назвав своего имени. Истекающий кровью Александр успел сказать, что хочет умереть во дворце, и потерял сознание. Его последнее желание исполнилось. Он умер не на глазах у толпы, а в своем кабинете.

Народовольцев, еще остававшихся на свободе, в ближайшие несколько дней арестовали, отдали под суд. Пятерых – Михайлова, Желябова, Перовскую, Кибальчича, Рысакова – повесили. Помилования попросил (и не получил) только последний, совершенно раздавленный случившимся. Остальные были твердокаменны, с жалким Рысаковым на эшафоте не попрощались. Они чувствовали себя героями и надеялись, что цареубийством «подтолкнули историю».

Они действительно ее подтолкнули, только не туда, куда рассчитывали. Народ поахал, что «баре» убили царя (наверно, за то, что он крестьянам дал волю). Либералы разделились на тех, кто ужаснулся и кто втайне аплодировал. Государственное здание не развалилось, а принялось со всех сторон укреплять свои стены контрфорсами.

На смену оттепели в очередной раз пришли заморозки. Наступило ледяное время Александра Третьего.

За Александром III закрепилась репутация очень сильного правителя. Для многих сторонников российского «государственничества» это идеал носителя верховной власти, олицетворение величия и мощи – в еще большей степени, чем властный Николай Павлович, ибо то царствование было омрачено унижением Крымской войны, а при Александре Александровиче никаких поражений не случилось (правда, и царствовал он недолго, всего 13 лет).

С особенной ностальгией эту мирную эпоху потом вспоминали эмигранты, прошедшие через ужас революции и Гражданской войны. По контрасту времена Александра III и сам император рисовались им в идиллическом свете. Художник А. Бенуа писал о покойном государе: «Главной, наинужнейшей для самодержца чертой Александр III обладал в полной мере. Он был крепок, он умел держать и сдерживать, он имел на вещи свое мнение, а его простой здравый смысл выработался на почве глубокой любви к родине. При этом он был честен, прост и в то же время достаточно бдителен, чтобы нигде и ни от кого Россия не терпела ущерба. Без кровопролитных войн, даже без особенных угроз он, озабоченный тем, чтобы сохранить в добром состоянии «вверенную ему богом страну», являл в семье прочих государей и правителей некую твердыню – надежную для друзей, грозную для врагов».

Именно таким – несокрушимой глыбой – изобразил императора скульптор Паоло Трубецкой. Александру памятник наверняка понравился бы.

Но если смотреть не на монумент, а на живого человека Александра Александровича Романова, ощущения «твердыни» никак не возникает.

Открытие памятника Александру III в 1909 году. Фотография

Начать с того, что мальчика, появившегося на свет 26 февраля 1845 года, вовсе не прочили в самодержцы. В отличие от Александра Николаевича, который с самого рождения воспринимался как очевидный наследник престола и соответствующим образом воспитывался, Александр-младший долгое время существовал в тени брата, цесаревича Николая. Тот был и умнее, и способнее, и во всех отношениях привлекательнее. Наследника учили по особой индивидуальной программе – еще и потому, что младший брат был туповат и тормозил педагогический процесс. Русскую словесность цесаревичу преподавал писатель И. Гончаров, правоведение – один из будущих реформаторов К. Кавелин. Юноша подавал большие надежды, ему предвещали великое царствование, но в результате неудачного падения с лошади он повредил позвоночник и 21 года от роду умер от цереброспинального менингита.