Никогда_не... - Таня Танич

— Некоторых и разговаривать особо не надо, — подтруниваю я над ним. — Сами все расскажут, сами на блюдечке принесут, — и тут же вспоминая, как сама быстро слила Артуру все о себе, усмиряю свой пыл. — Так кем он работает? — напоминаю я, набирая ещё одну порцию зерна в кофемолку.

— Артуро? Так автомеханик он. Золотые руки! Весь город его шиномонтаж знает, только у него и переобуваются. Или если что там подремонтировать надо — тоже к нему. Я вот свою девочку только у него обслуживаю. Никому больше не доверяю, и не только потому, что Артур мой друг. А просто работает на совесть.

Застыв на месте, я так и стою с поднятыми у кофемолки руками. Так вот она кто, эта «девочка»! Вот вам и медицина. Вот вам и спонсор-важная шишка, и тренер из области. При всей своей естественности и простоте, Артур — самая большая загадка для меня из тех, кого я встречала в последнее время. И не только потому, что я промахнулась с его профессией. Он ничего не скрывает — но и не говорит в деталях, держится открыто — и в то же время, словно за невидимой стенкой.

И надеяться легко разгадать его было большой ошибкой с моей стороны.

Никогда не переоценивайте себя. Все ваши идеи могут быть перевёрнуты с ног на голову, и кто знает, как вам понравятся такие сюрпризы.

Никогда не играйте в загадки с тем, кто сам является загадкой.

За долгие годы творческой жизни я приобрела не только ценный опыт, друзей и недругов, но и умение пить так, чтобы всегда казаться вызывающим доверие человеком. Произошло это, в основном, потому, что праздники или фото-фестивали не выбирали время, когда проходить, и иногда совпадали с днями встречи с заказчиками или будущими партнёрами по проектам. И пропустить было невозможно ни то, ни другое.

Некоторые соглашения мы подписывали так, что вспоминала я о них только под утро, после того, как отгремела вечеринка или очередной фест. И ничего, мы прекрасно сотрудничали после этого. Единственное, чему иногда удивлялись партнёры, так это смене моего поведения. Полли, говорили они, вы при первой встрече показались сдержанной и немногословной, а на самом деле такая хохотушка.

Конечно, немногословной. Если бы я начала говорить все, что думаю, половина моих контрактов так и не была бы заключена. Алкоголь, как известно, развязывает язык, а то, что творится у меня в голове, понравится далеко не каждому.

Поэтому мой секрет «Как сойти за адекватную» — это молчать и улыбаться. И соглашаться. Или не соглашаться, но кратко. Просто — да или нет, без объяснения причин, иначе я могу пойти вразнос. Ещё не помешают чёрные очки, придающие загадочно-богемный вид (за ними я скрываю осоловевшие глаза) и мятная жвачка в кармане. Ну и освежитель дыхания для лишней подстраховки.

И все — в меру приличная гражданка, взрослый и самодостаточный человек, почетная выпускница школы готова. Никто и не заподозрит, что там у меня в бумажном стаканчике.

Я стою во дворе школы рядом с Наташкой и Эмель и здороваюсь с очередной подходящей к нам группой непонятых людей — их всех знает Наташка, но знать не знаю я. Наташку это мало беспокоит — сегодня она блистает, а я выполняю при ней роль особого украшения. Так было всегда, и так всегда будет, в этом ее особенность — уметь хвастаться всем ценным, что попадает ей под руку, будь то вещь или человек.

Как там говорил таксист? Барыня! Царица! А кто усомнится в праве царицы на то, чтобы блеснуть всем самым лучшим, что есть при ней?

— Так вот, значит, кто к нам в гости пожаловал? — с широкой неискренней улыбкой возле нас останавливается седоволосая дама. Ее сопровождает пожилой мужчина в старомодном пиджаке и цветущая юная дева в кроваво-красном платье, накрашенная как Джокер. Ох, какой же криповый портрет мог получиться из этой тройки — даже образы подбирать не надо. Просто, стоя вместе, они являют собой великолепную картину.

Понимая, что эта мысль сейчас сорвётся у меня с языка, делаю глоток из спасительного стаканчика, чтобы успокоиться. Кофе, заботливо сделанный мне Денисом и выданный с собой в специальном термосе (с условием того, что товарищ ревизор его обязательно вернёт) неумолимо заканчивается. Я стараюсь не тратить напиток впустую, понимая, что это — растворитель для коньяка. Но так как сейчас почти семь, а готовиться во всех смыслах к выпускному я начала пару часов назад, вполне естественно, что его осталось совсем немного, в отличие от стресса в моей жизни.

— Полиночка, а у вас были какие-то выставки, посвящённые нашему городу? — продолжает спрашивать седовласая дама, в то время как я не могу понять, почему она называет меня Полиночкой и какого черта я должна делать выставки, посвящённые нашему городу.

— Нет, — говорю лаконично, напоминая себе первое правило коньячного клуба — никогда не говорить много и того, что думаешь.

— Очень жаль, очень жаль, — сетует дама. — Но ведь в ближайшем будущем предвидятся?

— Нет, — снова отвечаю я строго по сути, в то время как Наташка, пихая меня под бок, старается дополнить:

— Это, Вера Львовна, пока что. Пока не вышло. Сами понимаете — Европа, что им интересно? Всякие мерзости. Но Полина работает над этим, правда, Поль?

— Да, — отвечаю я не менее основательно. Когда мне хочется пуститься в рассуждения и нарушить первое правило, я напоминаю себе второе правило коньячного клуба — никогда-никогда не говорить много, и особенно — того, что думаешь.

В остальном же полагаюсь на Наташку — с почтенными седовласыми дамами у неё получается общаться намного лучше.

Несмотря на то, что скандалов в учебе у Наташки было больше, два раза выгонять из школы собирались не её, а меня. Теперь я даже не помню за какие оплошности. Скорее, не за сами поступки, а за то, как я реагировала ни них — скандалила и грызлась до последнего, не желая признавать свою вину.

Наташка же, ухитряясь обходить все правила, сумела остаться в хороших отношениях и с учителями, и с директором. На линейках и школьных праздниках она так взволнованно преподносила им цветы и подарки от класса, что сразу забывались и прогулы, и жалобы жены учителя физкультуры, обвинявшей ее в непотребном поведении. Сплетнице-физручке никто снова не верил, а сочувствовали все Наташке, которую несправедливо оклеветала ревнивая бабенка.

Никто не мог даже усомниться в том, что школа и приличия для Наташки — святое. Свою признательность и уважение родному заведению она демонстрировала так, как будто лично заложила здесь каждый камень.

Вот и сейчас она недовольно шипит на меня, несмотря на то, что седовласая дама мне никто, и в жизни, возможно, я ее больше не увижу. И не скажу, что сильно расстроюсь от этого.

— Полька, ты че выделываешься? Ты что, не поняла, кто это?

После восемнадцати лет, проведённых вне школы, мне совершенно пофигу, кто это, о чем я тут же докладываю Наташке под тихий смех Эмель.

— Ты это… не ёрничай давай! — урезонивает меня подруга, снова расплываясь в приветливой улыбке, увидев кого-то из знакомых. — Это ж директриса наша бывшая. Ты что? Я уже сказала всем, что ты будешь вести себя нормально. Ты ж почётный гость, Поль, ну соберись!