Манька-принцесса (сборник) - Мария Садловска

Тоже появились знакомые. Особенно один, белый, с хохолком на голове. Совсем не боялся, кушал с руки. А потом прокатился слух о птичьем гриппе, и соседка сделала замечание Петровичу, мол, нечего приваживать разносчиков болезни. Роман задернул занавеску наглухо и старался к окну не подходить. Белый с хохолком еще долго стучался по утрам, сейчас перестал… Но занавеску Петрович до сих пор не отдергивал.

Все это вихрем пронеслось в голове Петровича, и очнулся он, когда застучали стулья – рабочий день закончился. Петрович, собрав бумаги в аккуратную стопочку, положил их в ящик стола и направился домой. Его квартира находилась на третьем этаже. Подымаясь по лестнице, мужчина вдруг остро ощутил отсутствие лифта в доме, даже остановился между пролетами передохнуть. На площадке его этажа появилась новая, вся в вензелях, металлическая дверь. Написанная золотом табличка гласила «Доктор Нерастаев», и ниже совсем крохотными буковками – «экстрасенс». Рядом с вензелями и золотыми буквами дверь Петровича смотрелась совсем убого. Напротив сверкал дверной глазок Карины Семеновны, круглосуточно нацеленный на его квартиру. К слову сказать, Семеновна была не Кариной, а Катькой, бывшей одноклассницей Романа. Но после просмотра некоторых сериалов Семеновна вдруг стала именовать себя Кариной. И когда позвонила в дверь к доктору Нерастаеву, так и представилась:

– Я ваша соседка – Карина Семеновна. Хочу, доктор, проконсультироваться с вами насчет моей нервной системы.

После Семеновна возмущенно жаловалась, что сосед содрал с нее денег будь здоров, а оказалось, что он и не доктор вовсе!

Семеновна так же, как и Петрович, жила одиноко. Мужа схоронила давно, сын и дочь жили своими семьями. Одну комнату сдавала студенткам – все добавка к пенсии. Лелеяла мечту насчет соседа Петровича. Долго называла его Ромой, как в школе… Казалось бы, и Бог велел им сойтись: с детства знают друг друга, квартиры на одной площадке… Но увы – надежда оставила Карину Семеновну, и, если необходимость вынуждала обратиться к соседу, она, поджав губы, называла его: «Вы, Роман Петрович…» А Роман Петрович проворно шмыгал в свою квартиру и спешил повернуть ключ в замке…

А когда-то, в юношеском возрасте, они дружили. И родители их все дни рождения отмечали вместе. Семеновна до сих пор помнила десятое октября, Ромкин день рождения. Ежегодно в этот день она опускала в его почтовый ящик открытку. Поначалу в поздравлении еще чего-то писала: чего, мол, бирюком живешь? Потом увидела бесполезность усилий и ограничилась текстом: «Роман Петрович, с днем рождения!» Жалела она Ромку до сих пор. Он ведь стал таким нелюдимом после гибели родителей, когда остался один, а родственников – никого. Иногда Семеновна про себя злилась и называла соседа тупицей, дуралеем именно за то, что «как перст, один»…

* * *

Когда после больших перемен в стране Романа оставили на работе в его родном бюро, он порадовался, что его размеренной жизни не коснулись изменения. Как и раньше, он находил удовольствие в том, чем занимался. Во время работы Роман Петровичу часто попадались чертежи, созданные когда-то им самим. В такие минуты его охватывала тихая радость, которую старался скрыть. Посеревший от времени лист ватмана он нес, как хрупкую вазу, двумя руками к столу Светки Лялиной. Клал перед ней чертеж, напоминая, что этот документ следует занести в компьютер и сохранить. Лялина, пребывавшая последнее время постоянно в плохом настроении, пренебрежительно хмыкала, недовольно глядя на внушительную стопку принесенных Петровичем бумаг. Он же в это время смущенно переминался с ноги на ногу около стола девушки, пока та не спрашивала:

– Что-нибудь еще, Роман Петрович?

– Я бы просил вас, Светлана Андреевна, отдать мне этот чертеж после занесения в компьютер. – И уж совсем засмущавшись, добавил: – Это я его когда-то чертил… Помнится, мне за него премию выдали.

– Да берите хоть все, мне-то они зачем? Все равно на уничтожение идут, – ответила девица и заинтересованно спросила: – А премия большая была или уже не помните?

– Семнадцать рублей восемьдесят копеек, – без запинки ответил Петрович.

Лялина, озадаченная обращением «Светлана Андреевна» (ее никто так не называл), стала машинально переводить премию Петровича в нынешнюю валюту, предусмотрительно придвинув к себе булочку и чашку с кофе.

Мысли же Роман Петровича устремились в прошлое. Перед глазами ожила картинка: коллеги поздравляют его с получением премии, практиканта Юрку посылают в магазин за вином… Тогда после работы Петрович успел до закрытия магазина купить себе часы марки «Заря». Они и сейчас есть. И что удивительно, исправно ходят до сих пор! Роман любил по вечерам рассматривать их в лупу, читать надписи. Вот ниже слова «Заря» мелкими буквами написано: 17 камней, а еще ниже – сделано в СССР… Бережет их Роман, надевает под настроение. На каждый день у него другие, электронные.

* * *

Петрович сидел на рабочем месте и невидящими глазами смотрел в бумаги. Его думы медленно вращались вокруг прошедшей жизни. Он вдруг физически ощутил бег времени – как будто его что-то незримое зажало в тиски и не давало шевельнуться, а жизнь стремительно мчалась, забыв о Романе… За окном мощный каштан вот-вот лишится последних листьев. Они, потемневшие, с завидным упорством держались длинными черенками за ветки… «Так человек держится за жизнь», – мелькнуло в его мозгу. Петрович вдруг ощутил влажный осенний воздух, пропитанный прелым запахом листьев. Вокруг него сидели коллеги. Ближе всех – Светлана Лялина, совсем молодая еще девчушка. Кажется, она ждала ребенка. Она недолюбливала Петровича, он знал об этом и догадывался почему: грядет сокращение в конце года, девица без диплома, хотя работает много и добросовестно. Как-то Роман Петрович случайно услышал Светкину реплику: «Пенсионеры могли бы освободить рабочие места для молодых! А то, ишь ты, получают и пенсию и зарплату!» Он не стал тогда расстраиваться из-за услышанного, а работать решил, пока не уволят.

Углубившись в свои мысли и одновременно пересматривая чертежи, Петрович пропустил начало горячей дискуссии, в которую, оказывается, были вовлечены все, кроме него. Речь шла о современном питании. Наташка Гурина, красноречиво окинув располневшую в последнее время фигуру Лялиной, старалась доказать: «Нам, Лялька, только на пользу меньше кушать, стройнее будем», милостиво употребив множественное «нам».

Щеки Лялиной стали пунцовыми, она вздернула вверх подбородок, попыталась было принять независимый вид, но… неожиданно для всех и себя расплакалась.

Плакала Светка взахлеб, с подвываниями, как будто долго ждала этого момента. Бумажные салфетки быстро намокали, потом и совсем закончились. Слезы капали на стол, попадали на бумаги, оставляя вздувшиеся мокрые пятна. Когда потекло из носа, Лялина скомкала шелковый шарфик, предмет зависти Наташки, и с облегчением в него высморкалась.

Коллеги в растерянности замолчали, глядя во все глаза на девушку. Все одновременно увидели Светкин живот, явно выпирающий из свободной туники. Роман Петрович подошел к Лялиной, с потерянным видом держа в руке наполненный водой стакан. На лицах коллег застыл вопрос. Наташка, стараясь превратить все в шутку, спросила: