Черная кошка в темной комнате - Наталья Андреева

— Послушай, Зельдман, — сказал наконец Сила Игнатьевич. — Вчера я был… э-э-э… немножко не в себе.

Моисей Соломонович посмотрел на него с интересом.

— Моя жена… — Мамонов тяжело вздохнул. Потом спросил: — Вот ты, к примеру, женат?

— Разумеется.

— Разумеется! Это что — необходимость?

— Человеку нужна семья, — осторожно сказал господин Зельдман. — Родной очаг, в котором теплится…

— Что, и дети есть? — перебил его Мамонов.

— Разумеется. Трое, — скромно сказал адвокат.

— Эк тебя! Трое! А моя дура… Извиняюсь, жена, рожать не хотела. Так что ничего в ней не теплилось. А теперь уж и не теплится. То есть уже не затеплится. Тьфу! — Он окончательно запутался.

Сбил ты меня с толку, Моисей Соломонович. Впрочем, это твоя работа. Ты ж адвокат! Скажи, что мне теперь делать?

Адвокат отставил чашку и сцепил руки. Старательно отводя взгляд от лица Мамонова, начал говорить:

— Видите ли, Сила Игнатьевич. Ситуация, скажем прямо, не простая. Выстроить защиту будет трудновато.

— Я никого не убивал!

— Ну разумеется. Вы никого не убивали. — Моисей Соломонович с опаской огляделся. — Думаете, здесь есть…

— Что есть?

— Устройства.

— Какие устройства?

— Здесь есть устройства.

— Прослушка, что ли? — сообразил наконец Мамонов. Моисей Соломонович посмотрел на него осуждающе и покачал головой. Мол, ай-яй-яй, как неосторожно. — Ну нет. Это ты брось. Я не видел, чтобы они сажали жучков. Говори смело.

— Осторожность не помешает. — Господин Зельдман пожевал губами. — Дело-то серьезное. Могу я говорить прямо? Или нам все-таки выйти на улицу? К примеру, в сад.

— Говори. А в сад ты всегда успеешь.

— И все-таки…

Моисей Соломонович встал и распахнул окно. Отошел к нему и стал говорить так тихо, что Мамонову пришлось напрячь слух. «Экие вы, евреи, пуганые», — подумал он.

— Мне, как своему адвокату, вы можете сказать правду, Сила Игнатьевич.

— Да какую правду?! Не убивал я!

— Быть может, вы этого просто не помните?

— Да что вы, сговорились, что ли? Когда я приехал, она уже была мертва!

— Повсюду ваши следы… а пистолет вы… э-э-э… брали в руки?

— Да. Брал.

— Значит, на нем ваши отпечатки пальцев. Жену вы, как я уже понял, не любили. Кто об этом знал?

— Господи, да все!

— Значит, все знали, что вы с Эльзой Валентиновной живете плохо?

Мамонов кивнул.

— Хуже некуда!

— Вы… э-э-э… ссорились?

— Ссорились?! Это мягко сказано!

— То есть вы ее… э-э-э…

— Вот именно. Я ее э-э-э. Случалось.

— Били? — Моисей Соломонович вздрогнул.

— Поколачивал. Бывало.

— И… э-э-э… следы на теле остались?

— Э-э-э… остались. Правда, недельной давности. Последнее время мне было не до «э-э-э». Да и не пил я. Почти.

— То есть вы били ее, будучи в состоянии алкогольного опьянения?

— Да.

— А вчера вы были в каком состоянии?

— В этом самом. В «э-э-э»… Но! Умеренно! К вечеру я уже успел протрезветь. Хотя, признаться, страсть как хотелось ей вмазать. У меня праздник, а она: «Опять нализался»! Ну никакого понимания!

Моисей Соломонович посмотрел на него с жалостью. Вздохнул и сказал:

— А теперь разберем ситуацию. Вы с женой жили плохо, скандалили, вы ее периодически избивали. В состоянии алкогольного опьянения. У вас на даче находят ее труп. В этот вечер вы возвращаетесь домой именно в состоянии алкогольного опьянения. Она лежит на втором этаже мертвая. Ее застрелили. Пистолет, из которого ее застрелили, принадлежит вам. Повсюду ваши следы, на рукояти оружия ваши отпечатки пальцев. Таковы факты.

— Но я ее не убивал!

— Факты, — с нажимом сказал Моисей Соломонович. — Можно было бы сослаться на состояние аффекта. Сильное душевное волнение, вызванное аморальными действиями потерпевшей. Но вы же ее избивали каждый раз, как выпьете! Это с вашей стороны имело место насилие и аморальные действия! Кто об этом знал?

— Черт. Леонидов знал.

— Леонидов?

— Мент. Ты его помнишь. Он был здесь вчера. Она показывала ему синяки. И эти две. Астролог и психотерапевт. Подружки. Она регулярно к ним бегала и жаловалась. А главное — теща. Она тоже знала.

— Вот видите, сколько против вас свидетелей! И каких! Сотрудник милиции! Ни о каком состоянии аффекта, а также условном сроке и речи не идет! Это ж умышленное убийство! Статья сто пятая УК! Как бы не пункты «и» и «д»!

— Что за пункты? — хрипло спросил Мамонов.

— Убийство, совершенное с особой жестокостью и из хулиганских побуждений. Учитывая, что вы регулярно ее избивали. Государственный обвинитель будет на это давить. Если состоится суд, то женщины будут не на вашей стороне. Присяжные это будут или судьи, не имеет значения. Да и мужчины вряд ли будут вам симпатизировать. Вы били женщину.

— И… сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько я могу за это получить? За пару синяков?

— Лет десять, — осторожно сказал Моисей Соломонович. — В колонии строгого режима. А то и…

— Да ты с ума сошел! Десять! За что?! Я ее не убивал!

— Я слышал, с вами в последнее время происходили странные вещи, — все так же осторожно проговорил господин Зельдман.

— Да, было. Мне все время казалось, что я вижу ее труп.

— И… врача вызывали?

— Да. Врачей. Они сказали, что у меня психическое расстройство на почве алкоголизма.

— Вот! — господин Зельдман поднял вверх указательный палец. — Вот с этого и надо было начинать! До того как ее застрелили, у вас случались галлюцинации, относительно чего есть медицинское заключение. Это хорошо.

— Что ж тут хорошего? — пробурчал Мамонов.

— К примеру, вы ее убили. И признаете это. Но! Вы вообще были в этот момент невменяемы, Сила Игнатьевич. Равно как и в предыдущих случаях. Когда якобы видели ее тело. Сумасшедших не судят.

— Ты хочешь сказать… Чтобы я… Чтобы мне… в больницу? Не-е-ет. Я не сумасшедший!

— Хотите в тюрьму?

— Хорошо. Сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько времени я проведу в больнице? В психиатрической лечебнице?

— Психоневрологическом диспансере.

— Мне это без разницы. Все одно — тюрьма. На окнах-то решетки, а у дверей охрана. Говори: сколько?