Фьорды. Ледяное сердце - Ингрид Юхансен

– Что – ты – здесь – делаешь?

– Я? Вот. Твое украшение. – Он вынул из кармана кулак, протянул мне и раскрыл ладонь. На ней лежало украшение из легких цветных перышек. Надо же! Я действительно забыла амулет Биа в его каюте. Но приблизиться к Андресу и протянуть руку за амулетом я не решалась, из опасения, что он может схватить меня.

– Что ты здесь делаешь? – повторила я, впиваясь пальцами в рукоятку ножа.

– Я не знал, что здесь кладбище, а когда понял, не мог решить, куда лучше свернуть. Ты сказала, надо идти вправо от автомобильного шоссе…

– Ты! Это ты был в доме тетки?

– Нет, – с его губ сорвалось прозрачное белое облачко. Если бы оно окрашивалось в какой-нибудь цвет, когда человек врет, жизнь стала бы много проще.

– Зачем ты остался? – крикнула я.

– Хотел тебе помочь, побыть с тобою до утра, пока приедет полиция…

– Ты вызвал полицию?

– Да… То есть нет… то есть – они сами. Они мне позвонили сами. Правда!

Спиной я почти прижалась к скале и очень медленно, осторожно перемещалась в сторону большой лужайки, на которой часто щиплют травку тетушкины овцы. Здесь, рядом со скалой, снег растаял еще не везде, а в центре полянки темнел пугающий холмик.

Андрес так и стоял, протягивая ко мне руки, и продолжал говорить:

– Звонили из полицейского департамента Осло, сообщить, что Криста Залевская скончалась в госпитале.

– Криста? – переспросила я, потому что не помнила ее фамилии и вообще не была уверена, что девушка-самоубийца, о которой я прочитала в газете, именно Криста.

– Да, ее имя было Криста. Полиция очень обеспокоена, Лени. Теперь ты – самый главный свидетель. Ты – последний свидетель. Лени, послушай…

Мне было холодно и страшно – Андрес прав. Я говорила с Кристой и видела снимки в планшете, я знаю больше других, даже больше, чем сам Андрес.

Зачем я все ему рассказала?

Я развернулась и быстро-быстро пошла через полянку, жидкая грязь хлюпала у меня под ногами, а брызги разлетались во все стороны.

– Лени, погоди! Подожди, мне за тобой не угнаться, – он прыгал через лужи в некотором отдалении от меня, опираясь на тросточку и размахивая свободной рукой. Я шла впереди и все увидела первой.

…Снежный круг. Это был абсолютно ровный, правильный круг. Я полностью обошла его несколько раз, прежде чем решиться вступить на его незапятнанную, девственную белизну. Скулы сводило от холода и страха. Я сделала несколько шагов к центру и медленно опустилась на колени рядом с телом, протянула руки вперед и позвала по имени: «Фрита!» Потом дотронулась до ее щеки, но пальцы наткнулись на мертвый холод. Сколько часов тетя пролежала так, уставившись в небо пустыми глазами, прежде чем я опустила ей веки? Что случилось с нею?

Не знаю. Я ничего не знаю.

Крови нигде не было видно. Следов тоже.

– Лени, не трогай ее! Оставь все как есть до приезда полиции! – Я взлетела с места, бросилась к нему, схватила за полы бушлата и принялась изо всех сил трясти:

– Ты вызвал полицию, потому что знал, да? Ты уже видел? Ты это сделал?

Я трясла его так сильно, что голова раскачивалась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, и, казалось, вот-вот оторвется.

– Нет, Лени, – клянусь тебе, нет! Я никогда ее не видел!

Андрес сделал попытку вырваться из моих рук, но я держала очень крепко:

– Говори, что ты сделал с моим ребенком? Где Малыш?

– Не знаю… Лени, я хочу тебе помочь, правда, отпусти меня…

Я оттолкнула его с такой силой, которой сама не ожидала, он грохнулся в лужицу прозрачной весенней воды. Откинула пальто и показала ему нож.

– Не смей ко мне близко подходить! Убью своими руками, – и побежала к озеру, выкрикивая на ходу. – Малыш?! Где ты? Малыш…

На подошвы налипла грязь, я задыхалась от постоянного бега, практически сорвала голос и совершенно не представляла, который час, но мысленно уговаривала солнце скорее взойти, не потому что ждала полицию – на нее у меня мало надежды, – просто ничего не видела от темноты и слез. У самого озера я поскользнулась на липкой грязи, упала и покатилась по крутому берегу вниз. Когда падала, выронила фонарь, он обогнал меня, налетел на камень и разбился вдребезги. Мне повезло больше: я катилась до самой воды, несколько секунд сидела и тупо смотрела на ледяные мурашки водной глади.

Потом услышала звук, похожий на тихое попискивание. Для утренних пичуг слишком рано, я обхватила руками лоб, чтобы сосредоточиться, и прислушалась. Звук повторился, теперь я отчетливо слышала всхлип. Поднялась на ноги и внимательно осмотрелась вокруг. Повизгивание доносилось от кривой березки, склонявшейся к самой воде, я подбежала к дереву, раздвинула липкие от набухающих почек ветки и увидела Малыша – он сидел, как птичка, в развилке веток. Если он до сих пор не свалился, значит, привязан. Я попыталась дотянуться до него:

– Малыш, потерпи, сейчас мама тебя снимет…

С ножом в руках мне было не добраться до него так просто – я попыталась влезть наверх, но хрупкие ветки ломались и гнулись подо мною. Поискала камень, чтобы встать на него и дотянуться, но не увидела ничего подходящего. У меня просто нет выбора – Малыш и так здесь неизвестно сколько, он замерз, голодный, напуганный – но живой! Пока что живой. Каждая лишняя минута проволочки для него как пытка. Я выбралась из веток, посмотрела наверх и крикнула:

– Андрес! Спустись сюда, если сможешь – помоги мне!

Я слышала, как песок шуршит под его ногами, наконец, он поравнялся со мною.

– Пожалуйста, поддержи меня, – его пальцы коснулись моей талии под расстегнутым пальто. Надо же – руки показались мне теплыми – как странно, я уже успела продрогнуть до костей. Потом, уже когда он опускал меня, я поняла, что Андрес в тонких лайковых перчатках.

Но сейчас мне было не до его перчаток. Главное, я дотянулась до веревки, обычной бельевой веревки, которых наверняка было полно в тетушкином жилище, и одну за другой быстро перепилила их ножиком. Здесь опять полно этих хитрых узлов, распутывать которые у меня попросту нет времени. Едва ли их вообще возможно развязать.

Мой бедный сыночек – я придерживала его одной рукой, чтобы он не свалился. В другой был ножик, который сильно мешал обнять всхлипывающего малыша и прижать к себе. Автоматически я отдала свою единственное оружие Андерсу и потерлась носом о холодную щечку сына. Надо быстрее переодеть его, напоить чем-то теплым – главное, он живой!

С Малышом на руках я бежала к поселку и не оглядывалась, пока не услышала, как Андрес споткнулся за моей спиной. Мне пришлось посмотреть на него – он выбирался из выбоины, полной воды, присел на корточки и шарил вокруг руками:

– Кажется, нож уронил, никак не найти… – лунный свет упал на его лицо, так что тени сложились в зловещую гримасу, а безупречные зубы блеснули, как оскал.