Последняя тайна Египта - Михаил Шторм

Ночью он никак не мог уснуть. Давало себя знать нервное напряжение. Сколько ни вертелся Быков в своей палатке, сколько ни считал слонов, а сон к нему не шел. Он был уже готов выбраться под открытое небо, чтобы посидеть под звездным небом, когда снаружи прозвучал тихий зов:

— Дима! Ты спишь?

Это была Сабрина. У Быкова пересохло в горле.

— Нет, — отозвался он.

Она забралась в палатку и сказала:

— Не хочу, чтобы Серджио нас увидел, если вдруг проснется. Еще что-нибудь подумает.

— Он тебя ревнует? — спросил Быков.

— Даже не знаю, как это назвать правильно. Не ревнует. Считает меня своей собственностью и обращается со мной соответственно.

— Тогда почему ты…

Он не договорил, что не имеет права вмешиваться в чужие отношения.

— Я долго верила, что у нас что-нибудь получится, — пояснила Сабрина, грустно улыбаясь. — Это было все равно что поддерживать костер, подбрасывая в него соломинки надежд. Звучит романтично, но в действительности очень печально. Костер догорел. Мне больше нечем его кормить.

Не зная, что сказать на это, Быков пробормотал:

— Все будет хорошо.

— Посмотрим, — сказала Сабрина и ни с того ни с сего призналась:

— Это я тогда держала тебя за руку. Ты потом смотрел то на меня, то на Норму, пытаясь понять. Теперь знай. Может быть, вспомнишь когда-то.

— Ты говоришь так, как будто прощаешься, — сказал Быков, пристально взглянув на нее.

— Я прощаюсь, — ответила она на это.

— Как? Разве ты не собираешься…

Он не договорил, уже зная, что услышит. И услышал:

— Нет.

— Но почему? — спросил Быков. — Вы с Петровым так долго шли к цели, и вот она рядом. Неужели ты откажешься от своей мечты?

— Это всегда была его мечта, а не моя, — сказала Сабрина. — Я долго пыталась приспособиться. Мне казалось, что у меня получается. Но сегодня я поняла, что больше не хочу играть в эти игры.

— Какие игры?

Она помолчала, как бы определяя ту степень откровенности, которую может себе позволить. Потом произнесла:

— Опасные.

— Ты хочешь меня о чем-то предупредить? — спросил Быков мягко. — Тогда не говори загадками.

Сабрина ответила ему в типичной женской манере, вопросом на вопрос:

— Ты ничего не почувствовал, когда находился в тоннеле?

Он помнил о своих ощущениях, но теперь здесь, наверху, они казались глупыми и безосновательными. Мало ли что может померещиться в темноте. Никакой реальной угрозы для жизни Быков не заметил. Подземелье было необитаемым. Даже если допустить, что там жили какие-то неизвестные науке хищники, то они выдали бы себя следами, звуками. Запахами, в конце концов. Пометом, обглоданными костями.

— Что я должен был почувствовать? — спросил Быков, прибегнув к тактике Сабрины.

— Присутствие, — шепнула она.

По его коже побежали мурашки.

— Чье присутствие?

— Ты ведь знаешь, Дима, — сказала Сабрина. — Я видела. И Серджио почувствовал тоже. Но он этого и ждал, он к этому стремился. А ты… Тебе оно надо?

— Что именно? — стал допытываться Быков. — Скажи прямо, Сабрина. Не заставляй меня мучиться догадками.

— Во всех местах захоронения фараонов скопляется огромная энергия, — заговорила она. — Если точнее, то речь идет о злой силе, готовой уничтожить всех, кто с ней соприкоснется, намеренно или по неосторожности.

— Что-то я не заметил, чтобы ты чего-то опасалась, когда устроила нам экскурсию вглубь пирамиды. Мне и Норме, помнишь?

— Конечно, помню. Но это было другое, Дима. Совсем другое. После миллионов туристов, побывавших там, пирамида почти утратила силу. Ее можно ощутить, но она не способна причинить вред. Здесь, под нами, совсем другое дело. Представляешь себе, сколько фараонов отправилось в свое последнее странствие по этому каналу? Дальше — хуже. Серджио намерен найти и вскрыть не тронутую до сих пор гробницу. А это ничего хорошего не сулит.

И снова по коже Быкова пополз холодок, хотя он постарался не подать виду.

— Серджио об этом знает? — осведомился он.

— Разумеется, — был ответ.

— Тогда зачем…

Сабрина не дала ему договорить.

— Потому что он стремится обладать этой древней могучей силой, — сказала она. — Я тоже хотела этого. Так мне казалось. Но теперь понимаю, что это безрассудство.

— Погоди, погоди, — пробормотал Быков. — То ты говоришь, что в усыпальницах фараонов кроется сила, убивающая людей. То утверждаешь, что этой силой можно пользоваться. Путаница какая-то получается. Противоречие.

— Никакого противоречия нет, — возразила Сабрина. — Энергией овладевают идущие первыми и только те, кто сознательно стремится к этому и обладает определенными знаниями. Остальные подобны профанам, которые без всякой подготовки лезут к источнику электрического тока. Их-то и бьет.

Быков задумался.

— Так, говоришь, Сергей знает об этом? — спросил он после довольно продолжительной паузы.

— Да, — не слишком охотно признала Сабрина.

— И сознательно ведет нас навстречу опасности?

— Он считает, что способен управлять древней энергией.

— А об остальных он подумал?

Сабрина посмотрела на Быкова большими темными глазами и попросила:

— Не ходи с ним, Дима. Это выбор каждого. Я не пойду. Утром предупрежу Серджио. Риск слишком велик. Почти для всех первооткрывателей пирамид это заканчивалось трагически. В тоннеле есть что-то или кто-то, с чем лучше не соприкасаться.

— Каждый раз, когда я ввязывался в какую-нибудь авантюру, — сказал Быков, — меня предупреждали об опасности. Бермудский треугольник, Северный полюс, Антарктида, подземное русло Амазонки… Где я только не побывал… И, как видишь, жив и прекрасно себя чувствую. Я пойду с экспедицией.

— Но почему? — воскликнула Сабрина с отчаянием. — Что тебя туда толкает?

— Долг, Сабрина. Я не привык бросать товарищей на середине дороги. Честно говоря, я перестану уважать себя, если откажусь от похода из-за суеверий…

— Это не суеверия!

— Явления, не подтвержденные наукой, не могут рассматриваться как правдивые факты, — сказал Быков. — Это и есть суеверия. Мистическая сила, поджидающая жертв в темноте? Ха-ха! — Он заставил себя рассмеяться. — Сюжет для голливудской поделки, но никак не основание для того, чтобы верить в подобную белиберду.

Он сделал резкий жест, отсекающий любые возражения. Как любому нормальному мужчине, ему было стыдно, что он заколебался, испугался и был готов отступить. И теперь верх взяло упрямство, заставляющее идти до конца. Быков принял решение. Было бесполезно его переубеждать.