Отель "Гонолулу" - Пол Теру

Это менеджер предложил Такахаси лично подписать каждую этикетку, наклеить ее на бутылку «Джонни Уокера», запаковать бутылку в изящную коробку, завернуть в нарядную бумагу и подготовить таким образом подарки — сто двадцать штук.

А еще требовалось подписать рождественские открытки — их была добрая тысяча. Такахаси распределил себе задание на весь месяц, по пятьдесят штук в день. Он не только подписывался по-японски и по-английски, но и собственноручно писал на всех открытках одну и ту же фразу: «Поздравляем с праздниками. Компания „Фурабо“».

Как только менеджер вышел, Такахаси снова принялся за рождественские открытки. Он успел сделать едва ли половину своего урока. Зазвонил телефон: он забыл о матче в гольф, пропустил время.

— Ты в порядке? — спросил Такахаси его приятель Юми.

— В порядке, в порядке, в порядке, — раздраженно забормотал Такахаси и согласился сыграть восемнадцать лунок. Перед уходом он подписал еще десять открыток.

Без свежего воздуха цвет лица у японских бизнесменов становится меловым, бледнее, чем у любого хаоле. Такахаси казался почти прозрачным и каким-то пыльным, от бессонницы и истощения стал почти пепельного оттенка. До Рождества оставалось всего ничего, а дел невпроворот. Главное в подарке — проявление личного участия. Нужно подписать этикетки, подписать открытки, положить бутылку в коробку, изысканно завернуть, перевязать шелковой ленточкой, и еще нужна монограмма Такахаси и логотип компании — почему никто никогда ничего не слушает?

Такахаси и в лучшие времена был в гольфе не более чем любителем, а в тот день собственная игра повергла бы японца в смущение, если б он хоть что-то вокруг себя замечал. Он потерял семь мячей, а загоняя мяч в лунку, едва не свалился носом вниз. Как утомительно слезать с тележки и бить по мячу! Такахаси в рассеянности поднес мяч ко рту и чуть было не укусил его. К счастью, Юми не заметил этот жест безумца. Осознав, что едва не сунул мяч себе в рот, Такахаси отбросил его в сторону. Это Юми увидел.

— Он был прокушен, — пояснил Такахаси.

Юми уставился на него, одними губами повторяя:

— Прокушен?

Такахаси согласился поиграть, чтобы никто ничего не заподозрил, но игра выдала его с головой. Он знал, что не успевает выполнить задания, которые сам же себе установил. Вернувшись в кабинет, Такахаси обнаружил на автоответчике три сообщения от Чидзуко, его куму, то есть любовницы. Такахаси набрал ее номер.

— Не звони мне! — сердито потребовал он.

Чидзуко сказала, что волнуется: вот уже неделю от него ни слуху ни духу. Такахаси упрекнул ее в эгоизме. В Гонолулу готовятся к Рождеству, а она думает только о том, как бы побывать на вечеринках и в ресторанах. Хочет посмотреть на праздничные огни Вайкики. Хочет подарков — она собирала фигурки микки-маусов и все аксессуары, просила оставлять ей любые вещицы с изображением Микки. Еще она хотела выйти за Такахаси замуж.

При одной мысли о требовательности Чидзуко Такахаси впал в ярость и принялся орать на нее: «У меня нет времени!» Он не давал ей вставить ни слова, сколько она ни пищала что-то себе в оправдание. Девушка растерялась, на миг за собственным криком Такахаси услышал, как она повторяет по-английски «прости», «sorry», твердила она, «sorry», как будто по-английски это было доходчивей, тихо, покорно шептала свое «sorry», словно запуганный ребенок.

Такахаси швырнул трубку. Он так и не остыл от злости, даже не сказал Чидзуко, что его пригласили в резиденцию губернатора, в «Вашингтон-плейс» на рождественский обед. Приписка на приглашении предупреждала: «Просьба игрушку для кеики принести без обертки».

Заместитель Такахаси сунул ему в руки большую пожарную машину — деревянную игрушку на веревочке — и предложил:

— Мы могли бы отказаться, если вам это сложно.

— Рождественский обед у губернатора! — Голос Такахаси сорвался от возмущения.

Заместитель генерального директора кивнул, стараясь не глядеть на ввалившиеся глаза начальника, на его словно запыленное лицо, глубокие впадины щек, торчащую челюсть. Особенно страшным казалось это паукообразное, разваливающееся на куски тело в дорогом костюме. Аккуратно расчесанные на пробор волосы прилипали к черепу, на тощих пальцах выступали суставы, за стеклами стильных очков лихорадочно горели глаза.

Все тем же пронзительным срывающимся голосом Такахаси сделал замечание:

— Марки на конвертах не рождественские.

— На почте рождественские кончились.

— Достаньте где-нибудь.

И нужно еще ждать, ждать, прежде чем уволить этого разгильдяя. После Рождества, после всех принесенных им жертв, Такахаси намеревался избавиться от этих типов. Губы его уже репетировали фразу: «Мы в вас больше не нуждаемся». Но он так опаздывал с открытками, ему приходилось теперь засиживаться за полночь, добросовестно украшая каждую открытку поздравительной надписью и своим росчерком, желая кому-то там здоровья и процветания.

Однажды ночью Чидзуко позвонила ему: она чуть не плакала, и Такахаси пожалел ее. Закончив разговор, он позвонил по горячей линии рождественской распродажи в магазин «Дисней» и заказал новый брелок для ее браслета с талисманчиками — крошечного золотого Микки-Мауса в лыжной шапочке и красных перчатках.

Обеспечив подарок любовнице, он вспомнил и о жене, написал ей короткую записку с извинениями и просьбой о прощении и снова вернулся к открыткам, почти не замечая шума, который доносился с улицы, когда он открывал окно, чтобы выпустить из кабинета накопившийся сигаретный дым. Рождественский гомон, разнобой голосов, порой сливавшихся в хор, словно обделенные музыкальным слухом неучи пытались петь.

Наконец все открытки были подписаны. Такахаси разложил их на кровати. Получилось двадцать ровных пачек. На тумбочку он положил прощальное письмо жене в отдельном конверте, часы, чернильную ручку и обручальное кольцо. Сбросил с ног тапочки.

И все дальнейшие ритуальные жесты он продумал заранее, в тот месяц, когда, умирая, продолжал тащить на себе рутину управления отелем «Кодама». В нем уже почти не было жизни — так, лоскуток какой-то трепетал, — когда он неуклюже перевалил свое тело через перила балкона.

Еще в аэропорту они отпускали шуточки, мол, только теперь устроили медовый месяц, а до сих пор дела мешали. Брак они зарегистрировали три месяца тому назад в Кармеле — этот городок привлек их своим кукольным очарованием, к тому же оттуда было нетрудно добраться до клиента Дейва, проживавшего в Монтерее, и до компании высоких технологий в Солнечной долине, которую Элисон собиралась на следующий день после бракосочетания оценить перед продажей. Подготовка к свадьбе стоила такого напряжения всех сил — Элисон прямо-таки готова была отказаться в последний момент, — что медовый месяц разумнее было отложить. Неделя в гостинице «Гонолулу» — самое оно. Я разместил их в номере подороже — в малом люксе — и послал им корзину фруктов. Начав меня благодарить, молодожены тут же перескочили на другой свой успех: как удачно они расплатились за перелет.