Дворец наслаждений - Паулина Гейдж

— Вот как? А что ты скажешь о себе, управитель? — выпалила Гунро. — Это ведь ты забрал пустой горшок со следами мышьяка, смешанного с маслом! И ты отдал его потом принцу, как приказал тебе Гуи, хотя сказал Ту, что уничтожишь его. На тебя не упало и тени подозрения, потому что все мы дружно лгали против Ту, против нее одной!

— Тихо! — сказал Гуи. — Мы все лгали. Любой из нас мог выдать своих товарищей, если бы захотел. Ту была принесена в жертву во имя нашего спасения. Я очень жалел об этой потере, хотя ты, Гунро, вряд ли мне поверишь. Я вытащил ее из этой грязной дыры — Асвата. Я учил ее, воспитывал, оттачивая каждую мелочь. Я создал ее. Она принадлежала мне. Такое дело нельзя забыть так просто, оно оставляет шрамы. Я не бросал ее на съедение шакалам.

— Конечно же, нет, брат мой, — тихо сказал Паис. — И твое тело тосковало о ней сильнее, чем твое сердце, не правда ли?

Не удостоив его ответом, Гуи скомандовал:

— Пусть Каха продолжает.

Я встал и поставил чашу на стол.

— Ту, очевидно, записала историю, которая с ней приключилась при дворе фараона, — сказал я, — и, как вам известно, в течение многих лет пыталась вручить свои записки сановникам, которые волей случая попадали в Асват, с просьбой передать их фараону. Глупо, конечно, поскольку все, чего она добилась, это репутации сумасшедшей. Но опасность пришла к нам с другой стороны. Ее сын узнал, кто он на самом деле. Шестнадцать лет он жил в доме моего хозяина, торговца Мена. Три дня назад он прочитал папирус, в котором говорится, что его отец — фараон, а мать — некая Ту из Асвата. После этого он исчез. Я полагаю, что сейчас он направляется в Асват, чтобы встретиться со своей матерью. Кто знает, что они вместе придумают? Он ведь наверняка убедит мать покинуть селение и попытаться увидеться с фараоном.

— Ну и что? — медленно произнес Паис. — Что из того? У них и вдвоем не больше доказательств, чем у нее одной. Когда ты прочитал записи, которые находились в этом дурацком ящике, Гуи, ты их сжег? Значит, остается ее слово против нашего.

— Возможно, — задумчиво ответил прорицатель. — Но ты послал мальчишку на юг, не будучи твердо уверенным, что он не знаком с содержимым ящика. Ты не пожелал лишний раз позаботиться о нашей безопасности. Впрочем, не думаю, чтобы он открывал ящик. Узлы на нем не были развязаны, а если и были, то завязать их снова мог только тот, кого учил я сам. Нет. Я считаю, что Ту отдала мальчишке не единственный экземпляр своих записей. Есть еще один.

— Который Камен и прочел, — сказал Паис. — Четыре дня назад он солгал мне, сказав, что наемник и женщина куда-то исчезли. Я усомнился в его словах и стал спрашивать членов команды ладьи. От них я узнал, что Камен привел Ту на ладью, а потом сказал, что отвезет ее в тюрьму Пи-Рамзеса. Видимо, он все-таки догадался, что за человек плывет с ним, и каким-то образом от него избавился. Предприимчивый малый, этот юный офицер Камен. — Паис лениво повернулся ко мне. — Так что ты ошибаешься, Каха. Камен вовсе не спешит в Асват. Он прячется где-то в городе, а с ним и Ту. Если бы он, как обычно, явился на дежурство в мой дом, я приказал бы его немедленно арестовать, однако он оказался хитрее. Думаю, что это временное везение.

— Значит, вы знали, кто он! — воскликнул я. — Откуда?

— Я сказал, — спокойно ответил Гуи. — Камен как-то приходил ко мне за советом. Его мучил один сон, который он никак не мог истолковать. Я согласился погадать ему на масле, поскольку у меня с Меном есть некоторые общие интересы. Камен считал, что во сне к нему приходит его родная мать, я думал так же. Когда на поверхности масла начало появляться изображение, я увидел лицо Ту. — Прорицатель замолчал, встряхнул чашу с вином, которую держал в руке, и сделал большой глоток. Взгляд его красных глаз встретился с моим, и Гуи криво улыбнулся. — Это был шок, но мой дар никогда меня не обманывал. Этот сдержанный молодой человек с квадратными плечами был не кем иным, как сыном Рамзеса, которого царь некогда вышвырнул из дворца. Разумеется, как только мне открылась правда, я увидел, до чего они похожи. У него глаза Рамзеса и такое же сложение, какое было у молодого царя в ту пору, когда он участвовал в походах. А вот чувственный рот — это у него от Ту, и прямой нос, и линия подбородка. Я тогда посмеялся над юношей. В этом была моя ошибка.

— Но почему вы ничего не сказали мне? — резко спросил я. — Вы же знали, что я живу под крышей его отца!

— Зачем? — спросил Паис. — Ты же сам сбежал из дома моего брата, потому что испугался, а следовательно, и знать тебе было не о чем. Тебе же лучше.

Мне его тон не понравился.

— Я ушел из этого дома потому, что не верил, как и сейчас не верю в то, что Рамзес отменил смертную казнь Ту из-за каких-то глупых сантиментов! — с жаром возразил я. — Он что-то про нас знает, и раньше знал, только недостаточно, чтобы отдать нас под суд. И мне не хотелось стать объектом тайной слежки дворца.

— В таком случае извини, — сказал Паис, хотя в его голосе не чувствовалось и нотки раскаяния. — Но я во все это что-то не верю. Семнадцать лет прошло, а мы по-прежнему свободны. Гуи все так же лечит членов царской семьи. Я по-прежнему генерал. Гунро может свободно заходить в гарем, а Паибекаман все так же служит фараону. Ты стал жертвой собственных фантазий, Каха.

— Паис считал, что Ту и Камена следует уничтожить, — сказал Гуи. — Встреча матери и сына была лишь делом времени, и, как ты сам верно заметил, Каха, вместе они опасны вдвойне. Но Камену удалось спастись самому и спасти мать, так что теперь нам снова придется решать, что делать.

В голосе прорицателя звучала гордость, словно он говорил о своем собственном сыне, и я с любопытством взглянул на него. Ночь была теплая, к тому же Гуи немало выпил, и его тело покрылось капельками пота. Он лежал, откинувшись на подушки, полуприкрыв глаза тяжелыми веками, вокруг его бедер обвивалась гирлянда увядших цветов, и тогда я вдруг подумал, что прорицатель был влюблен в свою жертву, что когда-то в прошлом его тайна, его страсть к уединению отступили перед притягательной силой красоты, которой ему внезапно захотелось полностью обладать. Это страстное желание не сделало его слабым. Я не уверен, что он страдал, когда посылал Ту на смерть. Но оно было.

Об этом знал и генерал. Он спокойно наблюдал за братом, слегка улыбаясь.

— У нас два пути, — сказал он. — Можно попытаться еще раз убить Ту и ее сына. Найти их будет нетрудно. Либо убить самого фараона, хотя делать это в конце его жизни было бы глупо. Царь уже назначил своим официальным наследником принца Рамзеса, а он разбирается в нуждах армии куда лучше, чем отец.

— Я считаю так: нужно убить их всех, — с пьяной угрозой заявила Гунро. — Рамзеса за то, что он постарел и только мешает работе нового правления, Ту с ее выродком, чтобы не смогли донести правду до божественных ушей умирающего Гора или, что еще хуже, до ушей его царственного приемника Рамзеса.

Паибекаман наклонился вперед. Его голый череп отсвечивал в темноте, а длинные узловатые пальцы шевелились, словно пауки.