Дворец наслаждений - Паулина Гейдж

— Вот как? — спросил прорицатель, и в его голосе вновь зазвучала усталость, но теперь к ней примешивались насмешливые нотки. — А кто из нас сидит и раздумывает о том, что ценнее — жизнь царского выродка или уникальный дар прорицателя, не говоря уже о всесильном генерале? Ты все такой же идеалист, Каха. Только раньше твой идеализм выражался в яростном порицании плачевного состояния Египта, а теперь он распространяется на судьбу одной-единственной женщины и ее ребенка. Маат тут больше ни при чем. Теперь вопрос в том, как нам сохранить свою жизнь. И твою, между прочим.

Я поклонился.

— В таком случае, доброй ночи, господин, — сказал я. — И тебе, Харшира, — добавил я, поскольку слуга молча стоял за спиной своего хозяина.

Я так устал, что дорога от дома прорицателя до берега озера показалась мне бесконечной. Мне не хотелось уходить из дома Гуи. Может быть, броситься назад и умолять его снова взять меня к себе? Но я понимал, что это желание вызвано лишь стремлением вернуться в то чрево, где когда-то мне было так хорошо. Прежний Каха ушел навсегда, растворился в кислоте самопознания и зрелости, которые разрушают миражи юности. В темноте надо мной возвышались огромные, как башни, пилоны. За ними в свете звезд переливалась поверхность воды. Я свернул направо и по пустынной дорожке направился к дому Мена.

Никем не замеченный, я зашел в свою комнату, разделся и повалился на постель, но уснуть так и не смог, несмотря на усталость. Снова и снова я прокручивал в голове события сегодняшнего вечера, вспоминая людей, взгляды, которые они бросали друг на друга, слова, которыми они обменивались, свое волнение. После нашей встречи у меня осталось одно чувство: это конец. Все эти годы история нашего заговора оставалась словно без завершения. Теперь настало время взяться за перо и совершить последнее действие, как делает ткач, когда отрезает от готового полотна лишние нити. Только вместо нитей у меня двое людей, а последние иероглифы моей записи будут написаны кровью. «А чего же еще ты ожидал, когда обращался к Гуи? — спрашивал я себя, глядя в темный потолок. — Неужели ты думал, что он не отреагирует? Ты же не слишком удивился, когда узнал, что они уже начали действовать и без твоих предупреждений, что генерал Паис уже пытался убить Ту и Камена, а Гуи знал, кто такой Камен. Ты был прав, когда надеялся, что от тебя ничего не потребуется. Ну разве что самая малость — совершить предательство. Если Камен вернется домой, на папирусе останется лишь несколько кратких слов». Предательство? Это слово неумолчно звучало в моих ушах. Кто ты, Каха? Что ты должен и кому?

Я повернулся на бок и закрыл глаза, почувствовав внезапный приступ тошноты, который был вызван вовсе не количеством съеденной пищи и выпитого вина. Все эти годы я старался отрезать себя от того, что сделал, вот только нож оказался грязным и в мой ка попала инфекция. Я не знал, что мне делать.

Наступило сияющее утро. Я встал и позавтракал; Камен так и не вернулся. Это меня ничуть не удивило. Я ел и пил без всякого аппетита, но тут, допивая козье молоко, я увидел, что ко мне идет Па-Баст. В руке он держал распечатанный свиток папируса, выражение его лица было серьезным.

— Доброе утро, Каха, — сказал он. — Из Фаюма пришло послание. Семья выезжает домой. Они намереваются приехать завтра, если только не решат заехать в Он, в чем я сомневаюсь, — Па-Баст присел рядом со мной. — Я не стал посылать им ответ. Что я могу сказать? Слуги готовят хозяйские спальни, но что будем делать с Каменом? — Он заглянул мне в глаза. — Я сообщил о его исчезновении начальнику городской полиции, он организует тщательные поиски. Как ты думаешь, мы сделали все, что было в наших силах?

Городская полиция — до чего же это на руку генералу Паису! Теперь он легко сможет разделаться и с Ту, и с ее сыном, сделав так, что их тела с ножевыми ранами будут обнаружены в озере или каком-нибудь переулке, и тогда все подумают, что они стали жертвами грабителей. Мен захочет узнать, каким образом Ту оказалась в городе в компании с его сыном. То же будет интересовать и семью Ту из Асвата.

Внезапно меня словно что-то кольнуло — я вспомнил о подарке, который сделал Ту отец в День получения имени. Она тогда жила в доме Гуи. Отец прислал ей статуэтку Вепвавета, которую сам вырезал; статуэтка была сделана просто, но с большой любовью, а потому смотрелась очень красиво. Ну конечно, конечно же! Я глубоко вздохнул от волнения. Теперь эта статуэтка стоит возле ложа Камена. «Ну и дурак же ты, Каха! — обругал я себя. — Ну как ты сразу не догадался? Он любил ее. И ее брат, Паари, тоже ее любил и часто писал ей. А ты, трусливый писец, разве ты не был к ней нежно привязан? Считал, что любишь ее, а сам будешь стоять и смотреть, как ее арестуют и поведут на казнь, испытывая лишь праведное сожаление?»

— Да, думаю, что все, — наконец ответил я на вопрос Па-Баст. — Когда вернется Мен, я ему все расскажу. Нам все равно этого не скрыть, Па-Баст. Я думаю, что Камен сбежал из-за того папируса. Сообщи мне, когда придет начальник полиции.

Па-Баста поднялся и ушел, а я еще некоторое время сидел в саду, на прохладной траве.

Пустые блюда, стоявшие передо мной, начали привлекать голодных мух. Одни, покружившись над остатками еды, уселись на кружку; их жирные черные туловища поблескивали на солнце. Другие опустились на хлебные крошки и кожуру от фруктов и принялись жадно насыщаться. Глядя на них, я вдруг понял, что мне надо делать. Мы просто высосали из Ту все жизненные соки. Я лопался от гордости, видя, какой я замечательный учитель и знаток истории. Для Паиса она была просто женщиной, которую он с удовольствием затащил бы к себе в постель. Гунро всегда считала ее презренным существом и в этой ненависти возвышалась в собственных глазах. А Гуи? Гуи поглотил ее. Он опустошил ее. Сломил ее, подчинил себе, сделал своим вторым «я». Он прожевал ее ка и выплюнул его, но уже в другом виде. И в довершение всего влюбился в нее, но не в саму Ту, какой она была на самом деле, а в ту девушку, что вылепил по своему образу и подобию, в Ту-двойника.

Мух становилось все больше. Кружась над столом и друг над другом, они сосали пищу у себя под лапками. Внезапно мне стало противно, я схватил салфетку и принялся размахивать ею, отгоняя мух, но они только сердито жужжали и улетать не собирались. Я прикрыл блюдо салфеткой. Куда же отправился Камен? Где он спрячет мать? Он человек общительный и имеет массу знакомых, но доверять столь важную тайну не станет никому. Есть Ахебсет, но я решил, что к нему Камен тоже не станет обращаться. Он мог бы поместить мать среди слуг в своей казарме, но это все равно что бросить ее прямо в жадную пасть Паиса. Мог бы отправить ее в Фаюм, но там сейчас находится его семья. Значит, остается Тахуру, его невеста. Его давняя подруга. Да. Он пойдет к ней. Там удобнее всего спрятать Ту, поскольку дом Тахуру совсем недалеко от его собственного, а кроме того, есть возможность проверить, насколько верна ему девушка, хотя, если бы Камен ей не доверял, он вряд ли привел бы к ней Ту.

Оставив тарелки на столе, я ушел в контору, где у меня еще оставались кое-какие дела. Я как раз закончил работу, когда в передней послышались голоса. Выйдя в переднюю, я увидел начальника городской полиции, к которому по влажному после уборки полу спешил Па-Баст. Я стоял молча, пока Па-Баст объяснял, зачем он вызвал полицию.