Пилюля - Артур Жейнов

Кубинец поднял глаза, побежал взглядом по навесу верхних трибун, выискивая место, где мог укрываться стрелок. Блестящие доспехи охранников отражали солнечный свет и мешали приглядываться. Вопреки всем сомнениям Кастро, снайпер действительно был там. Но Рэм ошибся, его звали не Ганс. Из-за решетки вентиляционной отдушины, всего в нескольких метрах от ложи великого императора, впившись правым глазом в прицел снайперского ружья, за происходящим на арене следил Фил. Он сам отменил приказ Рэма и пошел вместо Ганса. Это задание – его последний шанс реабилитироваться, доказать шефу, что может быть полезным, что есть задачи, с которыми лучше него не справится никто. Сейчас, как никогда, он был сосредоточен и полон решимости. Даже поднявшаяся наверх жена императора, верная, благочестивая Сима, почти не отвлекала его от работы. Фил только изредка потягивал носом воздух и щелкал челюстями. На его зубах, поскрипывая, лопались конфеты. Сладкое отвлекало его от посторонних мыслей и вместе с тем помогало сосредоточиться на главном. Сима, чувствуя его присутствие, обеспокоенно глядела по сторонам, не понимая причину своего волнения. Блюститель ее чести – Метхум Справедливый исподлобья бросал на жену сердитые взгляды.

Снова, заглушая рев толпы, раздался голос Громогласного Шакира. Рискуя свалиться вниз, он вскарабкался на перила перед трибуной и, с трудом удерживая равновесие, протянул вперед руки с растопыренными пальцами и закричал:

– Нет медведя страшнее разъяренного мужчины! Нет гадюки подлее лживой женщины! Их взгляды полны смирения, но в их руках кинжалы с ядовитыми жалами! Нет, не на честный бой зовут они нас! Они наносят смертельные удары сзади. Мы назвали их равными! Мы пустили их в школы к своим детям! Мы дали им работу! Мы стали ходить с ними по одним улицам! И что в ответ? Они решили убить нас! Это их благодарность! Но нам хватит веры и сил для борьбы! Не полиция, не чиновники и не беспомощные спецслужбы остановили их! Это МЫ не дали террористам взорвать себя на наших улицах! Мы уберегли наши храмы от фанатичных смертниц! Наши дети будут и дальше кататься в парках! Мы сохранили мир для наших семей! Они здесь, чтобы выслушать наш вердикт! Встречайте! Одиннадцать убийц! Рожденные в злобе! Вскормленные ненавистью слуги сатаны!

Заскрипели массивные железные ворота, и, испуганно озираясь, одна за другой на арену вышли облаченные в черные доспехи амазонки. Все они были прекрасно сложены. Ветер трепал их длинные темные волосы. Верхнюю часть лица женщин скрывали кожаные черные маски. Каждая из амазонок прижимала к телу небольшой круглый щит, на их поясах болтались ножи и короткие, с широкими лезвиями мечи. Вынимая их, одни примеряли рукоятки к руке и рубили воздух, другие тащили их по арене, оставляя на песке неглубокие бороздки.

– Сами боги сошли с небес, чтобы сразиться с ними! – возвещал Громогласный. – Минерва! Богиня мудрости, искусства и войны! Геката! Богиня ночи, властительница мрака! Богиня Диана!..

Женщины-гладиаторы, объявляемые Шакиром, появлялись неожиданно в разных местах арены на почтительном расстоянии от амазонок. Богинь поднимали на платформах. Их тоже было одиннадцать. Все они сидели на горячих, то и дело встающих на дыбы белых жеребцах.

– И, конечно, Немезида! Богиня мщения! – закончил представление Шакир.

Рэм, подыгрывая пальцем, сосчитал участниц поединка.

– Двадцать две, – усмехаясь, заключил он. – А мячик судья принесет?

Кони с наездницами какое-то время беспорядочно кружились на своей половине арены и вдруг в одно мгновение выстроились в клин и направили его острие в центр скопления противника.

Несколько секунд было слышно только топот копыт и звон металла. Трибуны с замиранием сердца следили за тем, как стремительная конница вклинилась и разделила надвое вражеский отряд, как шарахнулись в стороны амазонки и взмыла ввысь срубленная длинноволосая голова. Зрители восторженно взревели. Всадницы направили коней вслед бросившей меч, бегущей прочь перепуганной девушке. Она почти добежала до стены нижней трибуны. Сидящие рядом с Кубинцем и Рэмом повыскакивали на скамьи, чтобы не пропустить развязки. Их белые маленькие кулаки сжимались и взмывали вверх. Раздувающиеся жилы на их шеях были готовы вот-вот лопнуть от крика.

Клин конницы, словно огромная хищная пасть, проглотил беглянку, оставив позади себя изломанное бездыханное тело.

Рэма мало интересовало то, что происходит на арене. Одна его рука покоилась на животе, другую он вальяжно закинул за спинку скамьи. Он наблюдал за мимикой Кубинца и усмехался тому, как на скулах собеседника играли желваки.

– Люди, Миша. Просто люди. Думаешь, ты другой? Среда делает нас. Мораль… Правильно, неправильно – все это пыль. Натяни их шкуру, будешь еще хуже.

– Всегда предпочитал носить свою. Рэм, ты, конечно, свинья, но как можно оправдывать такое? – Кастро кивнул в сторону арены.

– Какое такое? Ты видел мало смерти? Что здесь нового? Ты из той породы, что еще сбривая с прыщавых щек юношеский пушок, начинают лепетать: «Все изменилось! Куда катится мир!» Но этот ком сорвался с горы задолго до нас. Мы микроорганизмы, которые успели десять раз родиться и умереть на падающем с небоскреба мойщике окон. Культура, искусство, тысячелетняя история, что-то там говорил Сократ, что-то я… Пустота. Пыль Вселенной. Доброта, зло – все относительно. Все надуманно. Надо лишь уметь управлять теми, кто во все это верит.

– Пустота, пыль… – повторил Кубинец. – И ты устал. Тебе хозяева большую пенсию обещают?

– Неправда, я в отличной форме. Я придаю планете ускорение. Все это крутится, пока я крепко стою на Земле и держу двумя ногами этот шарик на нужной орбите.

Амазонки разбились на три группы. С каждой атакой всадниц они теряли по воину. Кастро обратил внимание на девушек, дравшихся на мечах с тремя спешившимися гладиаторами. Что-то в фигуре и движениях одной из них показалось ему до боли знакомым. До боли еще и потому, что, когда ее плечо задело копьем, он почувствовал это собственной кожей. Если бы Кубинец не знал, что Рита сейчас в отеле, то решил бы, что эта отчаянно сражающаяся амазонка именно она. Чем больше он приглядывался к девушке, тем сильнее холодело у него внутри.

«Нет, нет, – говорил в нем здравый смысл. – Почему здесь?.. Как так быстро?.. Невозможно».

– Вот так… вот так, – начал бубнить он. – Отбивай, уклоняйся… А теперь выпад! Молодчина! Бей слева!.. Еще!.. Повернись!.. Спину им не подставляй… Ныряй! Еще выпад!.. Назад…

Кастро не замечал, но амазонка по необъяснимой причине выполняла все его приказы. Мышцы его руки сжимались, и она делала выпад, он опускал голову, и амазонка нырком уклонялась от меча противника.

Вдруг по трибунам пронесся недовольный ропот. Делая очередной выпад, подопечная Кубинца воткнула меч в горло светловолосой богине ночи. Обхватив шею руками, она упала на землю. Тогда Немезида, пользуясь замешательством, кинулась на амазонку со спины, но противница, будто видя ее затылком, рухнула на колени и, падая на спину, выхватила из-за пояса нож. Острое лезвие вошло в незащищенный доспехами бок соперницы.