Двое - Алайна Салах

— Значит, с ним все будет хорошо?

Врач кивает, отчего мне мгновенно хочется его обнять.

— Мы сделали все, чтобы так оно и было. 

После того, как он уходит, я возвращаюсь на стул и на всякий случай сижу там еще полчаса. Когда ничего не происходит, заставляю себя вызвать такси. С ним все будет хорошо. Доктор Булата вряд ли стал мне лгать. Зачем ему давать мне ложную надежду? Наверняка это противоречит медицинской этике.

Дорогой я звоню Марине, которая в это время уже должна подъехать к дому, и извиняюсь перед ней, что подвожу с ключами. Про аварию Булата я написала ей в СМС, и она попросила держать ее курсе.

Спать этой ночью у меня не получается. Я до утра лежу с открытыми глазами и продолжаю свои неумелые молитвы: «Только пусть у Булата все будет хорошо, и я больше никогда не буду на него обижаться. Я буду ходить в церковь и делать пожертвования в детские дома. Больше никогда не буду говорить слово «черт» и даже помирюсь с мамой. И с отчимом тоже помирюсь, только бы Булат поскорее поправился.

— Доктор ведь сказал, что его переведут в палату после обеда, — замечает Даша, глядя, как я надеваю обувь. — Позавтракала бы. Со вчера ничего не ела.

Я не хочу есть. Как я могу думать о еде, когда Булат лежит в больнице? Сначала нужно удостовериться, что с ним все в порядке.

Я приезжаю ровно к открытию. На мой вопрос перевели ли Булата в палату, ответ девушки на ресепшене оказывается неутешительным: нет, он все еще в реанимации. 

Сделав себе кофе(он тут оказывается бесплатным), я занимаю кресло в зоне посетителей и принимаюсь ждать. Для себя я решила, что часто девушку вопросами дергать не буду, и подойду к ней в двенадцать. Даже будильник на это время ставлю. А что если меня не пустят в палату? Вдруг у врачей есть на этот счет особое распоряжение? Вдруг Карину пустят, а меня нет? И тут же отмахиваюсь от этих мыслей: я все равно к нему попаду. Неважно как. Я просто это знаю.

Настойчивый писк телефона заставляет меня дернуться. Я распахиваю глаза и начинаю быстро моргать. Седой мужчина, сидящий напротив, отрывается от экрана мобильного и смотрит на меня. Я сама не заметила, как уснула.

Пустой стаканчик из-под кофе, который я все это время сжимала в руке, я выбрасываю и иду к ресепшену. Терпеливо выжидаю очередь из двух человек и повторяю девушке свой недавний вопрос:

— Каримова Булата перевели из реанимации в палату?

Она фокусируется взглядом на мониторе и неожиданно изрекает:

— Да. Как ваше имя?

— Таисия, — от волнения мой голос взвивается. — Володина.

— Не вижу вашего имени в списке посетителей, — она поднимает глаза и ее профессионально поставленный тон смягчается: — Без этого я не смогу оформить пропуск. 

Пальцы впиваются в края стойки. Ну как же так? Я должна к нему попасть.

— Сейчас у него уже есть посетитель, — зачем-то добавляет девушка.

Разумеется, пришла Карина. 

— Это мужчина, — замечает девушка, перед тем как вернуть глаза в монитор. Кажется, я не заметила, что произнесла последнюю мысль вслух.

Больше она мне помогать не собирается, а значит и действовать ей на нервы смысла не имеет. Я отхожу в сторону и делаю то, на что никак не могла решиться вчера: набираю номер Булата. Знаю, что мы расстались плохо, но ведь сейчас другие обстоятельства. Я совсем не претендую на возобновление отношений, просто хочу знать, что у него все хорошо.

Спустя мгновение моя рука с зажатым телефоном безвольно повисает вдоль тела. Номер недоступен. Закусив щеку, я разглядываю пол. Должен быть шанс. Когда ты чего-то так сильно хочешь, он просто обязан быть.

Невидимые нити заставляют меня поднять голову, и в ту же секунду внутри остро екает. Из раскрывших дверей лифта выходит Камиль. Это и есть он. Мой шанс. Я срываюсь с места и иду ему навстречу, стараясь не пуститься в бег. Тело звенит решимостью и напряжением. Если понадобится встать перед ним на колени на глазах персонала и посетителей — я это сделаю.

— Камиль, здравствуй, — я преграждаю мужчине путь, отчего его брови удивленно взлетают. — Я знаю про аварию. И вчера сюда приезжала… Булата перевели в палату, а меня нет в списках… Мне очень нужно… Хотя бы на один раз… Телефон у него выключен. Пожалуйста, помоги мне. Я все равно никуда не уйду. Пожалуйста… 

Он секунду изучает мое искаженное мольбой лицо, после чего лезет в карман и прикладывает к уху телефон.

— Здесь Таисия… Не знаю, не спрашивал... Хочет подняться к тебе.

Секунда, что он ждет ответ, растягивается для меня в минуту неизвестности. Если Булат ответит, что не желает меня видеть... Не знаю, как я это переживу.

Камиль возвращает мобильный в брюки и делает едва заметный кивок сторону ресепшена. 

— Пойдем, Таисия. Тебе выпишут пропуск.

Зажав в руке драгоценную пластиковую карточку, я смотрю на Камиля.

— Спасибо большое, что помог. Я уж думала, что придется здесь ночевать.

Наверное, нужно сказать что-то еще, чтобы выразить степень моей благодарности, но сделать я этого не в силах. По-крайней мере, не сейчас. Все мои помыслы уже не здесь, они с ним, с Булатом.

— Удачи, Таисия. 

Тело, за сутки отяжелевшее под грузом переживаний и отчаяния, сейчас весит не больше грамма и буквально парит над начищенным полом вестибюля. Булату ничего не угрожает, он знает, что я здесь, и готов со мной увидеться. 

На выходе из лифта я едва не сшибаю с ног уже знакомую мне медсестру с поста — так резко выскакиваю. Приходится извиняться, но она мне улыбается и говорит, что все нормально. Наверное, она поняла, что я просто взволнована тем, что наконец увижу Булата.

Рядом с нужной палатой застываю. Заношу руку, чтобы постучаться, и в нерешительности ее опускаю. Разве Булат пойдет мне открывать? Нет, конечно. 

Я все же предупредительно стучусь, совсем как в школе, когда опаздывала на урок, и осторожно открываю дверь. Чувствую внезапную робость. Никто из моих знакомых никогда не попадал в аварию. Вдруг лицо Булата сильно пострадало, и тогда я не смогу совладать со своими эмоциями и расплачусь? Он может подумать, что я жалею его, или решить, что мне неприятен его вид, хотя это совершенно не так. Я буду его любить, даже если он навсегда перестанет быть таким красивым.

Внутри палата светлая и просторная, совсем как в американских сериалах, есть даже телевизор. Спинка койки, на которой полусидит Булат, приподнята, а сам он смотрит прямо на меня. 

— Привет… — улыбка соскальзывает с лица, а на глазах вопреки всему за секунду выступают слезы. «Вопреки всему» — потому что кроме повязки на плече и непривычной бледности, он мало чем отличается от Булата, которого я видела в последний раз. Такой же красивый, разве что выглядит, будто не спал двое суток.