Убийство в кибуце - Батья Гур

— Я хочу с ней поговорить, — сказал Михаэль, в голове которого уже созрел план.

— Сейчас? — спросил Джоджо. — Зачем? — Михаэль не ответил. — Вы хотите, чтобы я отвел вас к ней? — Михаэль кивнул. Джоджо посмотрел на часы и сказал: — Ну ладно.

Они быстро пошли по дорожкам кибуца. Михаэль постоянно ощущал несовпадение темпа его шагов с благостным покоем вокруг. Им пришлось пройти весь кибуц, пока они оказались у дома Гуты. Джоджо вежливо постучал. Дверь открылась сразу, словно за ней кто-то стоял и ждал посетителей. Симек, муж Гуты, сидел и читал газеты, положив ноги на плетеный стул. Гута с тряпкой стояла у порога.

— Подождите, — сказала оно Джоджо, — через минуту высохнет, и вы войдете.

После этих слов она сухой тряпкой стала вытирать пол и по ходу дела справилась о здоровье детей Джоджо. Михаэль понял, что его появление замечено, несмотря на нарочитое отсутствие интереса.

— Ну вот, теперь входите, — сказала Гута, обращаясь только к Джоджо и предлагая кофе. Михаэлю стало интересно, как бы она встретила его, не будь рядом казначея кибуца.

— Гута, у меня совсем нет времени, — стал отказываться Джоджо. — Я за весь день еще ни разу не был дома.

Гута посмотрела на него с удивлением:

— Я-то думала, что это представитель компьютерной компании, которая устанавливает оборудование на молочной ферме, и что нам нужно кое-что обсудить.

За это время ее муж не проронил ни слова — лишь опустил ноги со стула и отложил газету. На его губах застыла неприятная фальшивая улыбка.

— Нет, — ответил Джоджо, — этот человек не из компьютерной компании. Он из…

Но его прервал Михаэль:

— Меня зовут Михаэль Охайон, я здесь по поводу Янкеле.

Лицо Гуты моментально изменилось. В ее взгляде сразу появилось подозрение и тревога.

— Он из психиатрической службы, — промямлил Джоджо, делая шаг к двери, — у нас небольшая проблема с Фаней. — Гута поставила чайник на стол, руки ее затряслись, но она не потеряла самообладания. — С ней ничего не случилось, — быстро поправился Джоджо. — С ней все в порядке. Просто она хотела повидать Янкеле, которого отвезли в Ашкелон, потому что он в последнее время не принимал лекарства.

Гута вытерла руки о передник, который был на ней поверх цветастого платья, а потом сняла его.

— Ну и где они сейчас? — спросила она дрожащим голосом и посмотрела на дверь, словно готова была тут же отправиться на поиски.

— Они в Ашкелоне, — сказал Михаэль спокойным, уверенным голосом. — Вернутся сегодня вечером или завтра утром. Мы хотим, чтобы Янкеле побыл какое-то время под наблюдением, чтобы понять, в каком он сейчас состоянии. Хочу поговорить с вами и узнать, что вы думаете о неуравновешенном характере Фани.

Гута явно успокоилась, но какое-то подозрение у нее все-таки осталось.

— Я должен бежать, — сказал Джоджо, — уже почти семь, меня, наверное, заждались.

Уходя, он спросил, когда Симек собирается в столовую, и услышал, что тот хочет немного отдохнуть после внуков и пойдет туда позже. Михаэль тем временем успел оглядеть жилище Гуты — гостиную с кухонной нишей в самом конце, где размещались небольшой холодильник и плита. На столе лежал противень с двумя рулетами из дрожжевого теста, от которых шел аппетитный дух свежеиспеченных пирогов. Небольшой холл отделял гостиную от спальни и ванной комнаты. Михаэль сел в кресло, обитое шерстяной колкой тканью. Напротив стоял диван с такой же обивкой, на которой лежала накрахмаленная белая накидка. Такие накидки он видел только у тещи — та обычно снимала их перед приходом гостей.

Между креслом, в котором он сидел, и диваном стоял темный деревянный столик. На нем была ваза с фруктами и маленькая тарелочка с карамелью. Ваза стояла на вязаной салфетке с кисточками. Михаэль обратил внимание, что многие предметы в комнате, даже телевизор, стояли на таких салфеточках. В кресле рядом с ним, улыбаясь и откинув голову на спинку, сидел Симек, голова его опиралась на вязаную салфетку. Вокруг желтого стола, который отделял кухонную нишу от гостиной, стояли шесть стульев с зелеными пластиковыми сиденьями. Все вещи сияли чистотой.

Неожиданно Симек нарушил молчание.

— Пока не стемнело, пойду пообрезаю ветки, — словно извиняясь, сказал он жене, и с усилием встал. На мгновение на его лице появилось детское выражение. Гута не удостоила его ответом, а села на плетеный стул и уставилась на Михаэля, как на судью в ожидании приговора.

Когда они остались одни, она спросила:

— Теперь говорите, что произошло на самом деле?

Если не считать вытатуированного номера на руке, на который Михаэль постоянно переводил взгляд, то между сестрами не было ничего общего.

— Ничего не произошло. Он просто не принимал лекарства, и доктора Реймера стало беспокоить его состояние. Он обратился к нам, и мы решили провести обследование. Это для его же пользы. Ваша сестра Фаня узнала, что его нет в кибуце, и излишне остро отреагировала на это. Я хочу узнать ваше мнение о том, как она может отнестись к его госпитализации или чему-нибудь подобному.

— Об этом даже не может быть речи. — Гута поджала губы. — Здесь и обсуждать нечего. Он — сын члена кибуца, он сам член кибуца, и только его родители могут решать, как с ним поступить.

— Вы забываете о том, что он уже не ребенок, — сказал Михаэль, — и может быть опасен для себя самого и окружающих.

— Он прекрасный мальчик, — сказала Гута. — Проблемный, но прекрасный мальчик, который не обидит даже муху. — Снова поджав губы, она твердо произнесла: — Не нужно его никуда отвозить. Мы присматриваем здесь в кибуце за ним сами. Достаточно нашего доктора и медсестры. — Она вынула из кармана мятую пачку сигарет, закурила, сделала глубокую затяжку и сказала: — Одну минуточку!

Потом Гута встала и вышла на улицу, зовя своего мужа. Михаэль увидел, как тот появился из-за кустов и стал ей что-то говорить про ужин.

— Значит, три йогурта и шесть яиц? — спросил Симек. Гута подтвердила кивком головы и вернулась в дом.

— Бессмысленно и безответственно было забирать его, не посоветовавшись с нами, — сказала она. — Почему нам никто ничего не сказал? Нужно ведь было и о Фане подумать, чтобы она не расстраивалась. Ее здоровье…. — Тут Гута замолкла, и на лице ее появилось выражение отчаяния.

— Сколько лет вы с сестрой живете к кибуце? — спросил Михаэль.

— С сорок шестого года, — ответила Гута, отправляясь на кухоньку. Она налила воду в чайник и стала греметь посудой. — Вы выпьете чашку кофе? — спросила она, и Михаэль промямли какую-то любезность.

— Почти сразу после войны, — сказал он, и Гута в подтверждение тяжело вздохнула. — Почему именно сюда? — спросил он, видя, как Гута раскладывает кружевные салфеточки и ставит на них молочник и сахарницу. Она еще раз вздохнула, вернулась на кухню, разлила кипяток по чашкам и вернулась с ними в гостиную.