Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

— Федя. Трактористом был до войны. В здешней воинской части служит. Комбат разрешил ему у меня поработать. А это шефы из транспортно-ремонтных мастерских Степан и Антон. Золотые руки.

Как на грех у ребят что-то не заладилось. Не совпадали проушины.

— Чересчур провисла, — проворчал Федор. — Ну-ка, я ломиком поддену, а вы сразу штырь вгоняйте.

Однако проушины сблизились недостаточно — гусеница провисала по обе стороны лома.

— Ясно, — вмешался Громов. — Стоп, ребята. Сейчас мы это дело наладим. — Он подложил вдоль гусеницы доску и уже под нее заправил лом. — Держи, Федя. Я, немного отступя, поддену. — Подвел еще одну лагу, скомандовал: — Взяли!

— Осторожней, осторожней, — суетился возле них Игнат. — Глядите, спрыснет.

Но штырь уже замкнул проушины траков.

— Хорош! — крикнул Антон. — Прогревай, Федя. Осталось шпильки поставить.

Федор взобрался на гусеницу, покачался на ней, проверяя натяжение, удовлетворенно кивнул, повернулся к Игнату:

— Что, председатель, опробуем в ходу?

— Успеется, — отмахнулся тот. — Артему Иванычу не до нас. И так задержали.

Громов улыбнулся, наперекор ему сказал:

— А чего откладывать? Заводи, Федя.

— Не могу, дорогой товарищ. Подчиняюсь приказаниям непосредственного командира. Как Игнат Прохорович скажет...

— Ладно, давай, — разрешил Игнат, окончательно поняв, что от Громова ему так просто не отделаться.

Федору, видно, и самому не терпелось сесть за рычаги. Уж больно шустро юркнул в водительский люк, завел мотор, убавил обороты. Тут же высунулся, крикнул ребятам:

— Эй, рабочий класс, залазь! Прокачу на фрицевской таратайке!

Ребята попрыгали в ничем не прикрытый центральный отсек, высунули головы. Перепачканные лица светились радостью. Мотор взревел. Чудище дрогнуло, медленно выползло, развернулось влево, вправо.

— Не пущай в ход, Федя! Придержи! — Через двор к танку трусил Кондрат Юдин. — Что ж вы, сучьи дети, главного механика забыли! — Он проворно вскарабкался на гусеницу. С нее перебрался к ребятам. Возбужденно крикнул: — Паняй, Федя! Вдарь шлеей под хвост!

Громов залился смехом — настолько остро воспринял комизм этой сцены.

— Прыткий дедок! — восхищенно воскликнул. — Он что же, в самом деле механик?

— «Механик», — заулыбался Игнат. Рассказал, как Кондрат пришел в колхоз. — На общих работах у нас. Какие нынче в артели механизмы?.. Когда надо — по слесарной части используем. Ну, а механик... уж больно нравится ему такое звание. Как не уважить!

— Так это и есть Кондрат Юдин! Наслышан, наслышан. Известная личность.

— С чудинкой мужичок, — согласился Игнат. — С хорошей чудинкой по жизни идет. То ж и сносу нет. Ино завидую ему...

Танк удалялся, покачиваясь, словно принюхиваясь к земле.

— Видал! — Игнат не таил радости, — Ему, черту, что ни поцепн — потянет. И вспашем, и посеем.

— Здорово придумал, Прохорович. — Громов невольно проникся настроением Игната. — Если с умом распорядиться, и сам отсеешься, и соседям можно помочь.

— Далеко заглядываешь, — не выказывая особого энтузиазма, отозвался Игнат. — Еще как в деле он себя покажет. — И вдруг закричал: — Стой! Стой!..

Куда там! Лязгая гусеницами, отбрасывая комья грязи, танк выскочил на улицу. Напрасно Игнат кричал, грозил кулаком. Машина на полном ходу преодолела крутой подъем, скрылась из глаз.

— Куда их понесло?! — забеспокоился Игнат. — Вот непутевые!

— Пусть прокатятся. Ничего плохого в том нет.

Игнат досадливо поморщился.

— Помолчи, Артем Иванович. Не разумеешь — помолчи.

— Что ж тут разуметь? Ребята старались. Надо же им душу потешить... Да и возвращаются уже. Смотри.

Танк и в самом деле показался на косогоре, устремился вниз. Подъезжая, Федор сбросил газ, остановился возле Игната. А Кондрат вытянулся, приложил руку к облезлой шапке, отрапортовал:

— Порядок у танковых войсках, товарищ председатель! Конь — что надо. Такога коня...

— Как с цепи сорвались, — не дослушав его, проворчал Игнат. — Наделали грохота.

— Без таго никак нельзя, — возразил Кондрат, — Возьми тот же паровоз. Опосля ремонту — обкатка. Потому как механизм.

— Ходовые испытания, — вставил Федор. — Полагается на всех режимах гонять.

— Будет еще время гонять. Натешишься, когда начнем сев, — пообещал Игнат. — А сейчас ставь на место.

* * *

В приподнятом настроении уехал Громов от Шеховцова. Радовало, что бьется в людях живая мысль. Игнат, конечно, прижимист. Но, наверное, таким и надо быть хозяину. Над вражеским танком дрожит, бережет, чтобы лишнюю ходку не сделать, чтобы горючее поэкономней расходовать. А главное во всем этом: «Мы его, стерву, работать заставим». Мол, хватит разбойничать. Пусть доброму делу послужит... Головатый мужик. Сразу шефами пообзавелся. Знает: рабочий класс не оставит в беде. И тракториста добыл.

Показалась ограда районной больницы. Громов сбил скорость, подрулил к больничному подъезду, тут же решив, поскольку находится рядом, повидаться с Дмитрием Саввичем, а тогда уж ехать к Маркелу.

Он одним махом взлетел на знакомое крылечко и едва не столкнулся с Гуровной. Обхватил ее — маленькую, кругленькую, прижал к себе. Старушка и разглядеть не успела, кто же так ее сгреб — порывисто и вместе с тем бережно.

— Ой, кто это? — заговорила вовсе не сердито, чувствуя себя покойно в сильных руках, — Что ж ты, милок, нагадуешь старой минувшее? Негожа я для обнимачек. Прошло то...

А он удерживал ее седую голову у себя на груди, посмеивался:

— Угадайте, Гуровна. Угадайте. — Потом все же отпустил. — Ну?..

— Боже! — воскликнула Гуровна. — Артем Иваныч!.. Жив! — и уже сама прижалась к нему. Как же ей не помнить своего подопечного? Ведь ходила за ним, раненым, пока и поправился. — Уцелел, милок!

— Уцелел, Гуровна. Как же! И вы, вижу, в полном здравии. Выходит, нас не так просто вышибить из седла!

— А жинка? Григорьевна?

— Холостяк я, Гуровна.

— Ох, господи! Пропала?!

— По крайней мере — для меня.

Перед Гуровной не стал таиться. Рассказал о встрече с бывшей женой.

— Да что же это она! — вскричала старушка. — Мыслимо ли? Как в глаза глядела, бесстыжая?!

— Осуждать, Гуровна, проще простого. Ее тоже надо понять... Знаете, кому что дано.

— Може, и так, — не совсем охотно согласилась Гуровна. — Вон Дмитрия Саввича уж как гнули беды! И заарестовали, и с должности сместили... Нас же Фролка в трохвейных числит.

— Одинцов, что ли?

— Та он же, он.

— А почему так неуважительно? Секретарь ведь.

— Какой он мне секлетарь? Фролка и есть, анафема на его голову. Такое сотворить с Дмитрием Саввичем!.. «Ты, — кажет, — скомплементировал себя. — Гуровна даже в своем произношении еле выговаривала трудное для нее слово, — Тебе, — кажет, — нет никакого доверия». Так-то, милок. Что пережил — одной мне ведомо, потому как и от жинки ховал свою боль.

Громов