Последний билет - Ника Тян

одушевленное настроение, представляя себя одной из красоток на танцполе, то в полное уныние, в мгновения которого не понимала, зачем вообще вытащила старое платье мини и подвела глаза. Был первый час ночи, когда Кристина последний раз поправила непослушную прядь волос, вздохнула, снова решив, что ее ноги недостаточно стройные, погладила Джека и вышла из квартиры.

Звезд не было. Над тротуаром, освещенным тусклым светом желтых фонарей, нависло тяжелое черное небо. Кристина осторожно ступала на ажурный узор из света и теней. Загадочные, почти мистические они составлялись в картины, где угадывались лица людей, очертания животных. Тусклый свет луны едва пробивался сквозь мешки туч. Наверное, будет дождь. Вдали мерцали огни. Это был вокзал. Он никогда не спал, в нем кипела своя особенная жизнь, всегда чужая для проходящих мимо. Но стоит только оказаться внутри, как особый порядок тут же затягивает, делая каждого частью своего мира. В нем время всегда противник: для ожидающих замедляется, для опаздывающих несется с неимоверной скоростью. Покинув это место, тут же забываешь его неповторимую атмосферу. Кристине же казалось, что она покинула свою жизнь. Она забыла ее порядки и все стало чужим. Мир словно окутал туман. Можно было его видеть, чувствовать, осознавать его присутствие, но невозможно было его рассеять и увидеть, что скрывается за этой белой сырой ширмой. Если не знать, что это всего лишь туман, то можно просто рассматривать его ровные слои с редкими просветами и клубами, изучать, может даже, иногда им наслаждаться. Но знать, что за ним где-то очень далеко настоящая жизнь, невыносимо. И если нельзя его рассеять, то остается только поддаться его гипнозу, рассматривать его дымные завихрения, которые плавно спускаются все ниже и ниже, и плыть вместе с ним.

Кристина вновь открыла тяжелую дверь, и ее поглотила оглушающая духота клуба. Громкая музыка словно разбудила ее. Что она здесь делает? Вся эта затея теперь казалось глупой, короткое платье вульгарным, локоны неуместными. Совершенно подавленная, Кристина уселась возле барной стойки и заказала у бармена виски с колой. Татуированная рука поставила перед ней холодный стакан.

В этот раз в клубе было гораздо больше людей. Казалось, он набит до отказа и еще немного, и больше не сможет войти ни один человек. Красивые девушки, словно сошедшие с обложки журнала, смеялись, красиво выпускали табачный дым, танцевали, пили коктейли так, будто их непрерывно снимала кинокамера и нужно было все отыграть с одного дубля. Глаза Кристины искали розовое платье или блестящего льва, но ничего и близко похожего не было. Черные бусы и волны от косичек непременно бы выделялись среди этой слишком лощеной для провинциального городка публики. Неужели те три девушки, собиравшиеся вернуться в поселок на первом автобусе, шли сюда? А если нет, то куда же они шли?

“Я им мамочка что ли?”

– Уга-га-га-гээ, – странный звук прервал размышления. Кристина повернула голову и увидела парня, обращающегося к ней. Тот страдальчески кривил рот на бок, стараясь выговорить фразу. Он видел, как хмурится Кристина, глядя на его мучения, и от этого его рот съезжал на бок еще больше.

– Уга-га-гаостить те-тебя? – выговоренная наконец с огромными усилиями фраза в итоге приобрела угрожающую интонацию.

На этом пытки несчастного были не окончены. Кристина продолжала молча смотреть на него. Тот совершенно потерялся от ее испытывающего взгляда, который словно говорил: “Слабо повторить еще раз?” Но Кристина вовсе не горела желанием, слышать это снова. Она и в первый раз с радостью бы не слышала исковерканные звуки, заставляющие чувствовать себя маленькой беспомощной девочкой, не знающей как отвечать на обидные слова заики, которого и самого не раз дразнили одноклассники, но которому это не мешало снова и снова издеваться над Кристиной.

– Отвали от меня! – ее гневная фраза прозвенела в воздухе, как пощечина. Парнишка даже с облегчением, словно освободился от оков, развернулся и ушел прочь так быстро, как будто собрался покинуть не только этот клуб, но и город.

Чувство вины и стыда пришло лишь только тогда, когда грубо отвергнутый парень скрылся из вида. Очевидное умозаключение, что наличие дефекта речи у случайного человека не делает его причастным к событиям, пережитым в школе, пришло слишком поздно. Это уже второй срыв за день. Скорее всего, причиной тому были бессонные ночи. Но это объяснение ничуть не успокаивало. Хотелось верить, что удастся держать под контролем хотя бы себя, но в самые неожиданные моменты оказывалось, что даже это стало невозможным.

Кристина глотнула коктейль, потерявший аромат ванили и источающий резкий запах спирта, и поморщилась. Музыка, виртуозно виляющая задом в танце девушка, болтающие подружки, запах кальянного дыма, липкая барная стойка под ладонью – все это лишь вступительный акт, в который не хотелось вникать и требовалось только вытерпеть. А люди вокруг смеялись, танцевали, целовались, словно он не мог появится в любую секунду.

“… или вообще никогда.”

Не выдержав, Кристина встала и прошла мимо танцующих пар в часть клуба со столиками. Прекрасно осознавая, насколько унизительно то, чем она занимается, она все же продолжала бродить по клубу в поисках парня, который при единственной встрече смерил ее презрительным взглядом. Надежды оставалось все меньше и меньше, но смириться с тем, что встречи не будет, Кристина все же не могла, словно ей назначено свидание здесь сегодня, и оно непременно должно состояться.

“Пришла и оторвала голову нам чумачечая весна. И нам не до сна. И от любви схожу я с ума, чумачечая весна, чумачечая.”

Внезапно неизвестно чем именно полюбившаяся всем песня прервала на середине музыку так резко и даже для клуба громко, что Кристина вздрогнула. Остальные гости приняли с восторгом эту крайне раздражающую композицию. Сидящие подпевали и хлопали в ладоши. Все стали двигаться в такт песне, при чем так слаженно, что это походило на флешмоб. На словах “оторвала голову нам” танцующие одновременно закидывали голову назад, при чем так далеко, что невозможно было поверить, что шея может так сгибаться. Танцующая ближе всех девушка повторяла одинаковые со всеми движения и улыбалась так широко, что были видны все ее зубы. Она смотрела сквозь Кристину, у которой внутри все похолодело от ее улыбки. Смотреть на лицо с выпученными глазами и оскалом, на котором, казалось, сильно натягивали кожу, потому что невозможно другим способом придать ему такое выражение, но смотреть пришлось, потому что так скалились все на танцполе. Кристина в ужасе сжала губы, боясь, что и ее лицо разъедется в такой же гримасе. В глубине зала раскачивалась и откидывалась назад голова, обтянутая чем-то черным, похожим на полиэтилен,