Последний билет - Ника Тян

где-то в подъезде извивается длинный рыжий волос. Кристина даже присматривалась к полу, выйдя их квартиры, но в подъезде было слишком грязно, чтобы разглядеть его. Опасаясь преследования, она часто оглядывалась, и смогла немного успокоиться, только когда куски диска были выброшены в четыре мусорные баки, расположенные далеко друг от друга.

“В лесу еще много места, найдется и для этой лохудры.”

И хоть убийство рыжей женщины казалось самым простым решением, какая-то часть Кристины подсказывала, что не стоит этого делать. Видимо, та часть, которая видела разноцветные огоньки, скачущие по черному полиэтилену среди оскалов в клубе, та, часть, которая еще была в состоянии складывать вместе пазлы разлетевшейся картинки, которая когда-то была ее жизнью, или хотя бы осознавать, что вся эта мешанина раньше была чем-то цельным. Та же часть ее, что сейчас быстро шагала по плохо освещенному тротуару, давно бросила попытки разобрать завалы из кусков ее жизни и сложить все в правильном порядке, у нее хватало сил видеть только то, что было в данный момент перед глазами, остальное просто отбрасывалось. С того самого утра, когда Кристина проснулась после кошмарного сна, она выбрала отодвигать в сторону то, с чем не выходило разобраться. Теперь же похоже, что не удастся избежать расплаты за эту непредусмотрительность.

Ярко освещенный вокзал как всегда не спал. Похоже, этот город предлагал немного вариантов для страдающих бессонницей: напиться или уехать. Кристина неожиданно для себя свернула с дороги и направилась к двери с надписью: “Билетная касса”. Возле окошка никого не было. Показалось даже странным, что в эту ночь не нашлось желающих покинуть это место. В непривычной для вокзала тишине было слышно, как скрипит правый кроссовок Кристины. Она старалась подобрать шаг так, чтобы кроссовок не издавал противный звук, словно крича: “Посмотрите на эту лохушку!” – но ничего не выходило. Тогда она пошла быстрее, чтобы, по крайней мере, не долго длилась пытка, хотя собственно, кроме кассира ничье внимание привлечь нельзя было. Женщина же в окошке, сидела, опустив голову, видимо, что-то читала.

– Здравствуйте, – на вежливое приветствие из окошка не последовало никакого ответа. Опущенная по-прежнему голова давала возможность рассмотреть как следует замысловатый начес ее владелицы и все три подбородка собранные вместе. При этом на столе не было ничего, что можно было читать. Видимо кассир спала.

– Здравствуйте! – голова поднялась, и на Кристину возмущенно посмотрели глаза с ореолом из голубых теней.

– Девушка, не кричите, я не глухая!

– Извините… Я бы хотела купить билет на зав…

– Билетов нет! – кассир грубо прервала Кристину, не дав закончить фразу.

– Но я даже не сказала, на какой поезд нужен билет.

– Билетов нет, что не понятно? – напомаженные розовой помадой губы гневно поджались. – Вы опоздали, девушка.

– В смысле, я опоздала? Ну если не на завтра, то хоть на какой-то другой день должны же быть билеты!

– Билеты будут только завтра, – отрезала кассир.

– Хорошо, тогда я приду завтра, – Кристина уже собиралась уходить, но ответ кассира ее остановил:

– Можете не стараться, девушка, все равно не успеете.

– Как это? Неужели билеты так быстро раскупают? – на больших электронных часах было пол двенадцатого. – До двенадцати осталось пол часа, я подожду и куплю билет.

– Пройдите в зал ожидания.

– Хорошо, – решительно ответила Кристина.

Недоступность билетов была нелепой и возмутительной, и купить билет уже не важно куда для Кристины, которая шла на вокзал даже без определенной цели, а только с предположением, что можно уехать, стало делом принципа. Тем более, что подождать полчаса не так уж сложно.

Зал ожиданий встретил Кристину запахом сырости, в котором, если принюхаться, можно было уловить запах газет и жирных пирожков. Сев на прохладное металлическое кресло, она задумалась, с мясом или с повидлом были пирожки, и оглянулась по сторонам. В зале было всего три человека, и они, похоже, спали. И так как ничего интересного поблизости не было, все внимание досталось сидящему на соседнем ряду мужчине, который оказался крайне занятной персоной.

Одет незнакомец был совсем не по погоде. Не смотря на лето, на нем была теплая куртка, которую он почему-то не снял и даже не расстегнул. На колене лежала вязаная шапка, снять которую его, видимо, заставили манеры, а вовсе не теплая погода. Опрятная одежда, тщательно начищенные до блеска ботинки и ухоженный внешний вид исключали возможность того, что это был городской сумасшедший, что могло бы объяснить такой экстравагантный выбор гардероба. Отсутствие даже небольшого багажа также исключало предположение, что человек приехал издалека. Рука, придерживающая шапку, была белая, и судя по всему ее давно не касались лучи солнца. Таким же бледным было и его лицо. Кристина даже приподнялась, чтобы получше рассмотреть его острый нос и впалые щеки, но тут же села обратно и отвернулась: глаза мужчины были открыты. Кристине стало неловко, незнакомца же нисколько не волновало бестактное любопытство, проявленное к нему. Он продолжал сидеть без малейшего движения, устремив взгляд на стену, на которой кроме больших электронных часов ничего больше не было. Скоро, поддавшись любопытству, Кристина снова принялась разглядывать человека в теплой куртке, который все также смотрел перед собой, и, казалось, совсем не моргал.

Появилась догадка, от которой стало жутко. Незнакомец мертв. Если это действительно так, то нужно кому-то сообщить о случившемся, но сначала нужно убедиться наверняка. Поколебавшись, Кристина все же решилась подойти. Но даже с близкого расстояния никак не удавалось определить, дышит мужчина или нет. Вот уже можно разглядеть белые пальцы с чистыми ногтями и небольшую затяжку на шапке, колючки щетины на небритом лице. Вдруг незнакомец резко повернул голову и, устремив усталые глаза прямо на Кристину, сказал:

– Вы не подскажете, который час? Никак не могу разглядеть… – в его тихом слабом голосе читалось бессилие, которое совсем не увязывалось с таким несложным делом, как узнать, сколько времени на часах, висящих всего в паре метрах.

Опешив от неожиданности, Кристина не отвечала и продолжала смотреть в измученное лицо и глаза, радужная оболочка которых была настолько бледной, что сложно было даже понять, какого она цвета. Наконец сообразив, что от нее хотят, она повернулась и посмотрела на часы.

– 2:15, – лишь услышав свой громкий голос, она сообразила, что, судя по часам, прошло почти три часа с тех пор, как она сюда вошла, чего никак не могло быть.

– 2:15, – сухо повторил мужчина, и снова повернулся и уставился на часы.

– 2:15, – повторил чей-то женский голос с переднего ряда.

– 2:15, – снова повторил уже пожилой голос.

– 2:15, 2:15, 2:15, 2:15, – снова и снова, перебивая друг друга, твердили уже