Ты знала - Эшли Одрейн

Я не собиралась идти. Отправила сообщение, что неважно себя чувствую, – у Сэма была беспокойная ночь и я совершенно не выспалась. Джемма прислала в ответ грустный смайлик, а потом написала, что ей будет меня не хватать. Не хотелось ее разочаровывать.

Мы сели в заднем ряду, шепотом обменялись новостями: она – о мелких бытовых проблемах, я – о милых поступках и словечках Сэма.

К тому времени я уже год посещала клуб молодых мам и знала всех постоянных членов. Постепенно нас стали воспринимать как закадычных подруг: оставляли два места рядом, спрашивали меня, когда придет Джемма, если та задерживалась, и наоборот. Я не знала, почему из всех женщин в зале Джемма выбрала в подруги именно меня. Конечно, я сама отчаянно искала ее внимания и, по сути дела, не оставила ей выбора, но хотелось думать, что она увидела во мне личность, достойную дружбы. Джемма считала меня любящей и заботливой матерью; я подбадривала ее, внушала уверенность в себе, пока она переживала первый трудный год с малышом. Таким образом, я подпольно внедрилась в твою новую семью, наконец-то освободившись из тисков твоего осуждения.

Вечером, попрощавшись с остальными, Джемма доверительно наклонилась ко мне и произнесла:

– А вот и мой муж!

Она указала на дверь. Там стоял ты и смотрел прямо на меня. Я нервно скомкала шарф и повернулась к тебе спиной.

– Идем, я вас познакомлю. – Джемма положила руки мне на плечи и деликатно подтолкнула к двери.

– Мне нужно в туалет.

– Идем же, всего на минутку. Мы собрались в кино, но я хочу, чтобы ты с ним познакомилась, раз уж он здесь.

Что же делать? Я закутала лицо в шарф, надвинула на лоб шапку, вытащила из-под воротника длинные каштановые пряди и разложила их по плечам. Вряд ли ты не узнаешь женщину, которую любил двадцать лет, мать твоих детей. Я стояла перед тобой, словно голая. Джемма подошла к тебе и поцеловала. Ей не пришлось вставать на цыпочки – вы с ней почти одного роста. Ты сверлил меня взглядом, проникающим до самого сердца. Я сглотнула, глаза наполнились слезами – наверное, Джемма подумала, что мне просто холодно.

– Фокс, это Энн. Энн, это Фокс.

Мое сердце взмыло вверх, словно бумажный фонарик в ночном небе, – я больше не стояла перед вами, пригвожденная к месту твоим взглядом в ожидании неминуемой казни. Это единственный способ пережить стыд, страх, раскаяние от того, что я сотворила. Я отстранилась и наблюдала за происходящим с высоты.

– Очень приятно. – Я протянула тебе руку в перчатке. Ты посмотрел на Джемму, потом на меня, не вынимая рук из карманов пальто, подаренного мной на день рождения.

Джемма взглянула на тебя с искренним беспокойством, словно твоя грубость могла быть вызвана исключительно серьезным недомоганием. Ты медленно вынул руку из карманов и протянул ее мне. Мы полтора года не разговаривали, а не прикасались друг к другу еще дольше. Выглядел ты старше своих лет – то ли оттого, что твои щеки покраснели от холода, то ли от недосыпа из-за ребенка, то ли от стресса на новой работе (ты ведь наверняка уже подыскал себе место). А может, я просто потеряла счет времени – в моих воспоминаниях ты по-прежнему молодой мужчина, которого я полюбила много лет назад.

– Приятно познакомиться. – Ты включился в игру, чтобы избежать унизительной сцены, и сделал это вовсе не ради меня.

Джемма занервничала. Ее обычная мягкость испарилась, она вся напряглась – наверное, почувствовала неладное. Было слишком холодно, чтобы долго стоять на улице, к тому же ее внимание отвлекали другие женщины, желающие попрощаться, так что, улучив момент, когда она отвернулась, я шагнула в толпу прохожих и пустилась бежать. Я не знала, что еще сделать, лишь бы оказаться как можно дальше от тебя.

Не знаю, говорила ли тебе Джемма, что было потом.

Наверное, ты поведал ей обо всем после окончания сеанса, а может, через несколько дней. Должно быть, ты хотел уберечь ее от разочарования, однако потом понял, что молчать будет нечестно, или просто боялся признаться, что столько лет был женат на женщине, способной на такой поступок – немыслимый, постыдный, не умещающийся ни в какие рамки. Всю неделю от Джеммы не было известий. Я не осмеливалась дать о себе знать – ее нехарактерное молчание говорило о том, что ты все ей рассказал. В клубе молодых мам я больше не появлялась.

Дружба с Джеммой, длившаяся целый год, много для меня значила. У меня никогда не было подруги, на которую я могла бы излить любовь и привязанность. С Джеммой я чувствовала необычайную легкость – так же как с тобой. Когда она исчезла из моей жизни, я в полной мере осознала, насколько одинока.

Однажды я собралась с духом и спросила у Вайолет:

– Как поживает Джемма?

– А что?

– Просто так.

– У нее все в порядке.

– А малыш?

Мы никогда раньше не говорили о твоем ребенке. Забыв вытащить вилку изо рта, она в оцепенении смотрела на овощи в тарелке, недоумевая, откуда я узнала. А может, почувствовала, как утрачивает власть надо мной, – ведь теперь ей не придется скрывать от меня твою тайну.

– С ним тоже все хорошо. – От необычных ноток в ее голосе мне стало не по себе.

Вечером мы больше не поднимали эту тему. Перед сном Вайолет спросила, можно ли ей остаться у тебя на выходные – к тебе собирались приехать родители. С тех пор как я узнала о твоей измене, мы с твоей мамой не общались. Сперва она часто звонила, но теперь перестала.

– Хорошо, но твой отец должен сам попросить.

Она пожала плечами. Мы обе понимали, что в бедламе, в который превратилась наша жизнь, нет места правилам вежливости. В другой комнате звякнул телефон. Сообщение от Джеммы:

Мы можем поговорить?

Я облегченно выдохнула.

На следующий день мы встретились в кафе рядом с книжным магазином. Я всю ночь не спала, размышляя, как объяснить свой поступок. Мне не давала покоя мысль о том, что она увидит меня с настоящими волосами, без унылого каштанового парика, к которому я успела привязаться. Я направила бушующий океан эмоций в воронку; меня тревожил только парик – не мое психопатическое поведение, не извращенный способ, которым я вернула к жизни своего сына, не поразительная легкость, с которой я лгала, словно обменивалась любезностями с прохожими на утренней прогулке.

Джемма взяла нам по чашке чая. Мы не обнялись, как обычно. Я села за стол, привычно потянулась, чтобы поправить прическу, вспомнила – я Блайт, а не Энн, – и вместо прически поправила воротник. На мне была блузка, которая ей нравилась, – однажды она похвалила рисунок и провела пальцем по рукаву, пробуя лен на ощупь.

– Не знаю, что сказать. – Я не планировала вступать в разговор первой, так получилось.

Джемма кивнула, но тут же покачала головой. Прикусив губу, я следила, как она наливает молоко себе в чай.