Ты знала - Эшли Одрейн

Как-то в июне Вайолет попросилась ко мне на выходные. С начала учебного года она ни разу не оставалась на два дня подряд. Я отменила свидание с агентом. В ее дорожной сумке было полно новой одежды. Как же много я пропустила! При виде золотистых блестящих леггинсов мне стало грустно – если бы я заметила их в магазине, обязательно купила бы, но у меня даже мысли не было покупать ей одежду.

Мы сходили в кино, после сеанса взяли по мороженому. Хотя разговор не клеился, я чувствовала, что Вайолет стала как-то спокойнее. Менее тревожная, менее озлобленная. Не знаю, почему меня это насторожило. Я старалась не нарушать ее личное пространство. Мы сели в машину; по радио прозвучала шутка: что-то про собачью свадьбу. Я не была уверена, что ей известно значение этого выражения, но мы переглянулись и рассмеялись. У меня заныло в животе – не от радости, что мы вместе смеемся над дурацкой шуткой, а из-за того, что это происходит едва ли не впервые. Как же много мы упустили.

Вайолет было столько же лет, сколько мне, когда мама меня бросила.

Обычно я желала ей спокойной ночи, стоя в дверях. В тот раз я села на край кровати, погладила ее ноги поверх одеяла, как в раннем детстве, – позже она не позволяла мне прикасаться к ней. Вайолет оторвала взгляд от книги. Мы посмотрели друг на друга. Она не убрала ноги.

– Бабушка по тебе скучает. Она сама мне сказала.

– Вот как. – Удивительно, что Вайолет решила мне об этом сообщить. Мы с твоей мамой по-прежнему не общались. – Я тоже по ней скучаю.

– Тогда почему не звонишь ей?

– Не знаю. – Я вздохнула. – Боюсь, если позвоню, то расстроюсь. Она наверняка без ума от Джета.

Вайолет равнодушно пожала плечами. Сперва я решала, что она завидует вниманию, которым пользуется ее младший брат, а потом до меня дошло – наверняка ей не велено распространяться при мне о твоем сыне. Возможно, в этот момент мы обе вспомнили о Сэме. Мне отчаянно хотелось поговорить о нем, ощутить его присутствие рядом. Я взглянула на ноги Вайолет, прикрытые одеялом. На меня снизошло необычайное спокойствие.

– Может, поболтаем? Расскажи, как дела в школе… или еще о чем-нибудь.

Вайолет покачала головой.

– У меня все в порядке. Спокойной ночи, мам. – Она раскрыла книгу и поудобнее устроилась в подушках. – Спасибо за кино.

Ночью я уснула на диване, прямо в одежде, размышляя о перемене в ее настроении. Похоже, наши отношения меняются к лучшему.

Я услышала легкие шаги по паркету. После гибели Сэма прошло шесть лет, однако инстинкт просыпаться среди ночи при малейшем шорохе по-прежнему работал.

Вайолет на цыпочках шла в мою комнату. Открылась дверь. Наверное, ищет меня, хочет позвать к себе. Шаги стали тише. Чуть слышно звякнула медная ручка. Ящик комода открылся и тут же закрылся. Вайолет действовала быстро, продуманно. Интересно, что она ищет. Ну конечно – браслет из автобуса. Нужно было его выкинуть. Я и не предполагала, что она станет его искать. Не помню, когда Вайолет в последний раз заходила ко мне в спальню. Она тихо вернулась к себе. Я выждала немного, поднялась наверх, пошарила в ящике – браслет был на месте. Если она и нашла его, то не взяла.

За завтраком она вела себя любезно. Не дружелюбно, не оживленно, а именно любезно. Я подвезла ее до твоего дома и потом смотрела, как она бежит по дорожке, входит внутрь. В окне гостиной появилась Джемма, крепко обняла Вайолет, радуясь ее возвращению.

Именно тогда мне впервые пришло в голову приехать сюда вечером, чтобы понаблюдать за вами.

Когда мы с тобой начали встречаться, я перестала приходить к отцу за тем, в чем нуждалась, – за поддержкой и советом. Когда он звонил, я ничего не рассказывала о себе; спрашивала, как дела, но дальше не пускала. Не знаю почему, ведь я прекрасно понимала, что, кроме меня, у него нико- го нет.

Однажды папа подвез меня до общежития, поцеловал в лоб на прощанье и пошел прочь. Несколько часов спустя я выглянула из окна – он стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на мое здание, – и поспешно задернула занавеску. Я часто вспоминаю, как он ждал под моими окнами.

За месяц до выпуска я вдруг поняла: папа не звонил с тех пор, как я приезжала на каникулы. Я решила позвонить ему на выходных, однако так и не собралась, хотя тебе солгала, что позвонила и он обрадовался. После выпускных экзаменов я заехала к нему без предупреждения; сказала, что хочу забрать кое-какие вещи. Мы поговорили ни о чем, и он рано лег спать. Я решила остаться еще на день. Вечером я пожарила курицу, как он любил, и принялась ждать его с работы. Папа пришел домой только в десять вечера: от него пахло спиртным. Он сел за кухонный стол, изучая тарелку с остывшей едой. Наверное, в тот момент мы оба подумали о маме. Я налила нам виски и села напротив.

– Почему она меня бросила? – вырвалось у меня.

Он ушел на работу еще до моего пробуждения. Голова у меня трещала – мы на двоих прикончили целую бутылку. В тот же день я вернулась в колледж, а на следующее утро выехала из общежития. Мне отчаянно хотелось забыть о прошлом, полностью измениться, а отец был частью меня, хотя проблема заключалась вовсе не в нем.

Когда мне позвонили из полиции и сообщили, что его нашли дома мертвым – он умер ночью от сердечного приступа, – я передала тебе трубку и легла на теплый паркет, нагретый лучами утреннего солнца. Мы уже четыре месяца жили вместе.

– Хорошо, что ты успела его навестить, – сказал ты.

Я отвернулась. У меня в голове крутилась последняя фраза, которую я слышала от отца. Он произнес ее, глядя на дно пустого стакана.

Я взглянул на тебя и сказал Сесилии: «Как же нам повезло». Но она не…

Он резко замолчал и вышел из-за стола. Папа рассказывал о том, как я родилась. Я жадно впитывала каждое его слово.

Мы с мамой разбили ему сердце.

Я приехала домой, чтобы организовать похороны. У миссис Эллингтон был запасной ключ от дома. Перед моим приездом она все там убрала. Я догадалась, потому что внутри пахло лимоном, а она всегда использовала для уборки лимонное масло. Кровать оказалась застелена свежим льняным бельем. Я узнала комплект из гостевой комнаты Эллингтонов.

Перед похоронами Дэниел и Томас помогли мне очистить дом от всех вещей. Я хотела увидеть голые стены.

Через год я выставила дом своего детства на продажу по сниженной цене. Я ничего не чувствовала, избавляясь от родового гнезда.

В день, когда я оформила все бумаги, меня навестила миссис Эллингтон.

– Он гордился тобой. Ты сделала его счастливым.

Я коснулась ее руки. Святая ложь – ложь во благо.

Через три дня после прихода Вайолет мне позвонила Джемма. Голос у нее был расстроенный.