Ты знала - Эшли Одрейн

Окна твоего дома сияют, словно внутри пожар.

Занавески из дорогого льна настолько прозрачные, что я могу определить, в каком ты настроении. С улицы видно все: девочка встряхивает волосами, заканчивая домашнее задание, малыш подбрасывает теннисные мячики под потолок, твоя жена ходит в леггинсах по гостиной, наводя порядок. Игрушки – в корзину, подушки – на диван.

Сегодня вы не стали зашторивать окна – наверное, решили полюбоваться на снегопад. Вдруг твоя дочь увидит рождественского оленя? Она давно перестала верить в Санту, но ради тебя готова притвориться. Для тебя – все что угодно.

В честь праздника вы принарядились. Дети в одинаковых клетчатых рубашках сидят на кожаном диванчике, твоя жена фотографирует их на телефон. Девочка держит мальчика за руку. Ты на заднем плане возишься с проигрывателем; твоя жена обращается к тебе, но ты останавливаешь ее предостерегающим жестом – почти получилось. Девочка спрыгивает с дивана, твоя жена подхватывает малыша, они кружатся. Ты поднимаешь стакан, делаешь глоток виски и на цыпочках отходишь от проигрывателя, словно от спящего младенца. Вы принимаетесь танцевать. Ты берешь сына на руки; он запрокидывает голову, ты в шутку наклоняешь его чуть не до пола. Твоя дочь тянется к тебе за поцелуем. Твоя жена, забрав у тебя бокал, подходит к елке, поправляет электрическую гирлянду. Вы замираете, наклоняетесь друг к другу, хором выкрикиваете какое-то слово и продолжаете танцевать – песня хорошо вам знакома. Твоя жена выходит из комнаты, сын невольно провожает ее взглядом. Я помню, каково это – быть нужной.

Спички. Она зажигает свечи на каминной полке, украшенной пихтовыми ветвями. Они наверняка настоящие, пахнут смолой и лесом. Представляю, как эти сучья пылают в ночи, а свет внутри дома превращается из теплого масляно-желтого в жаркий трескучий красный.

Малыш схватил кочергу. Девочка забрала ее до того, как вы с женой успели заметить. Хорошая сестра. Помощница. Защитница.

Обычно я не наблюдаю за вами так долго, но сегодня вы очень красивые, и я просто не могу заставить себя уйти. Идет снег. Он будет хорошо лепиться. Утром девочка слепит из него снеговика, чтобы порадовать брата. Я выключаю дворники, регулирую температуру в салоне. На дисплее электронных часов появилась новая цифра: семь тридцать. Раньше в это время ты читал ей «Полярный экспресс».

Твоя жена сидит в кресле и наблюдает, как вы скачете по комнате. Она смеется, поправляет длинные кудри, принюхивается к твоему напитку, отставляет бокал и улыбается. Ты стоишь к ней спиной и не видишь, а я вижу. Она кладет руку на живот, чуть заметно гладит его, опускает взгляд, думая о жизни, растущей внутри. Это просто сгусток клеток, но для нее нет ничего важнее. Ты оборачиваешься, и она возвращается к реальности, к тем, кого любит.

Она сообщит тебе завтра утром.

Я хорошо ее знаю.

Отвлекаюсь, чтобы надеть перчатки, а когда поднимаю взгляд, девочка стоит на пороге, в круге света от фонаря. У нее в руках тарелка с морковкой и печеньем. Ты оставишь крошки на полу в коридоре. Ты подыгрываешь ей, а она тебе.

Девочка смотрит на меня. Ее пробирает дрожь: на улице холодно. Платье, купленное твоей женой, ей тесновато. У нее раздаются бедра, появляется грудь. Она поправляет волосы жестом взрослой женщины.

Впервые мне кажется, что наша дочь похожа на меня.

Я опускаю стекло, поднимаю руку в приветствии. Она ставит тарелку на крыльцо, оглядывается напоследок и уходит в дом, к семье. Я жду, что ты задернешь шторы и выйдешь на улицу – выяснить, какого черта я делаю у твоего дома в канун Рождества. Что сказать? Что мне стало одиноко? Что я скучаю по ней? Что это я должна занимать место жены и матери в твоем ярко освещенном доме?

Она вприпрыжку возвращается в гостиную. Ты уговариваешь жену подняться с кресла. Пока вы танцуете, тесно прижавшись друг к другу, наша дочь берет мальчика за руку и подводит к окну. Совсем как актриса, занимающая самое выигрышное место на сцене. Оконный переплет окаймляет две фигурки, словно рама.

Мальчик похож на Сэма. У него такие же глаза и темные локоны. Я любила наматывать их на палец.

Меня мутит.

Наша дочь смотрит в окно, на меня, положив руки мальчику на плечи. Наклоняется, целует его в щеку. Еще раз и еще. Малышу это нравится, он привык к ласке. Он указывает на падающий снег, а она, не сводя с меня глаз, истинно материнским жестом растирает ему плечи, будто пытается согреть.

Ты подходишь к окну, присаживаешься на корточки рядом с мальчиком. Моя машина не привлекает твоего внимания. Ты проводишь пальцем по стеклу, рассказываешь сыну о санях и олене. Он вглядывается в темное небо, пытается их разглядеть, ты щекочешь его под подбородком. Наша дочь по-прежнему смотрит на меня. Я судорожно сглатываю и в конце концов отвожу глаза. Она всегда выигрывает.

Оглядываюсь: она по-прежнему наблюдает за машиной.

Моя первая мысль – сейчас наша дочь задернет занавески, но она просто стоит и смотрит. На сей раз я не отвожу взгляд. Я поднимаю стопку бумаги, лежащую на пассажирском сиденье, и чувствую тяжесть своих слов.

Я пришла, чтобы отдать ее тебе.

Это моя версия истории.

Ты перевернул стул и постучал по моему учебнику кончиком карандаша. Я смотрела на страницу, не решаясь поднять взгляд. «Слушаю», – сказала я, словно отвечала на телефонный звонок. Это тебя рассмешило. Так мы и сидели, хихикая, в студенческой библиотеке; выяснилось, мы оба изучаем один и тот же факультативный предмет. На лекциях присутствовало не меньше сотни студентов – раньше я тебя не замечала. Кудри упали тебе на глаза, ты отвел их карандашом. У тебя оказалось необычное имя. После занятий ты проводил меня до дома; всю дорогу мы молчали. Ты явно был очарован и все время улыбался. Никто никогда так мной не интересовался. На пороге общежития ты поцеловал мне руку, и мы снова расхохотались.

Скоро нам исполнилось двадцать один. Мы с тобой были неразлучны. До выпуска оставалось меньше года. Мы спали вдвоем на моей узкой кровати, читали учебники, расположившись на противоположных концах дивана, ходили в бар с твоими друзьями, но всегда сбегали пораньше – в постель, чтобы поскорее насладиться теплом наших тел. Я почти не пила, а ты уже устал от вечеринок – тебя интересовала только я. Никто из моего окружения не возражал. У меня было мало подруг – так, скорее знакомые. Я занималась в основном учебой, чтобы не лишиться стипендии, поэтому не имела ни времени, ни желания участвовать в студенческой жизни. Пожалуй, до тебя я ни с кем близко не сходилась. Ты предложил мне нечто иное: мы покинули социальную орбиту и счастливо сосуществовали вдвоем.

Обретя с тобой покой и поддержку, я полностью в тебе растворилась. Когда мы познакомились, у меня ничего не было, поэтому ты с легкостью стал для меня всем. «С легкостью» не значит «незаслуженно». Ты был добрым, чутким, участливым. Когда я поделилась с тобой своей мечтой стать писателем, ты сказал: «Никем другим тебя не представляю». Я с удовлетворением замечала ревнивые взгляды других девушек. Ночью я вдыхала запах твоих мягких темных волос, а утром будила, водя пальцем по небритому подбородку. Ты был для меня как наркотик.