Искупление вины - Евгений Сухов

В этот раз, чтобы не привлекать внимания к Аверьянову, остановились у перекрестка, и оставшуюся часть пути, немногим более двухсот метров, Михаил прошел пешком. В какой-то момент он даже поверил, что нет ни сырой камеры, ни фрицев, а есть только Маруся и больше ничего, кроме ее любви.

Привычно постучался в дощатую темную дверь. В глубине квартиры послышалось шарканье старческих ног, затем дверь широко распахнулась. Сосед Маруси – скрученный и сгорбленный многими болезнями старик – внимательно посмотрел на пришедшего и поинтересовался:

– Чего тебя долго не было, я уже успел соскучиться. Хе-хе! – скрипуче рассмеялся он.

– Дела у меня были, – коротко ответил Михаил.

– Чего встал? Проходи! – отступил старик, пропуская гостя в квартиру.

Аверьянов прошел в затемненный коридор. Не был каких-то три дня, а уже соскучился так, что божий свет сделался не мил. Не терпелось прижать к себе Марусю, хотелось повозиться с малышами, к которым привязался как к родным.

Приоткрыв дверь, вошел в небольшую комнатку, где у окна, склонившись над колыбелью сына, стояла Маруся. Заботливо, как и положено любящей матери, поправила покрывало у спящего ребенка, улыбнувшись, шагнула к Михаилу и утонула в его объятиях.

– Здравствуй, милая, – проговорил он, чувствуя каждой клеточкой тепло любимой женщины. Большего и не пожелаешь, так и простоял бы всю жизнь, крепко обнявшись.

– Тебя долго не было, – подняла на него свои серые глаза.

– Не все зависит от меня, милая, было много работы.

– Ты никогда не говоришь, чем занимаешься.

– Поверь мне, очень важным делом.

– Но почему мы не вместе?

– Сейчас никак нельзя… Но я делаю все возможное, чтобы мы были вместе и больше никогда не расставались. Когда-нибудь я расскажу тебе все, но сейчас не имею права.

Малыш повернулся на бок, что-то пробурчал во сне и снова затих.

– Артем очень похож на тебя, – вдруг произнесла Маруся.

– О чем ты говоришь?

– Это твой сын, неужели ты этого так и не понял? У него даже ямочки на щеках твои. Их особенно заметно, когда он улыбается.

Михаил склонился над колыбелью – младенец во сне беззубо улыбнулся, показав на щеках крошечные ямки. Аверьянов смотрел на сына и чувствовал, как в нем просыпается отцовский инстинкт – хотелось защитить малыша, уберечь от чего-то скверного.

– Маруся, милая, ты даже не представляешь, как я счастлив! Даже не мог представить, что такое может быть. Меня просто ужас охватывает оттого, что я мог погибнуть и не узнать о том, что у меня родился сын. Чего же это я… – встрепенулся он. – Нужно отметить, у меня для вас есть гостинец: тушенка, сало, хлеб душистый, уверен, ты такой хлеб только до войны ела!

– Отмечать так отмечать! – махнула рукой Маруся. – У меня тут соленые огурчики припрятаны для случая, вот он и наступил! Я сейчас к дяде Коле заскочу, наверняка у него водка есть.

– Пусть уж и сам приходит. Что ж это за праздник без гостей?

Маруся выскочила за дверь.

Михаил подошел к кровати и слегка погладил по голове Артема. Волосики у него были короткие и очень мягкие. Видно, почувствовав прикосновение родного человека, сын вновь заулыбался, показывая красные беззубые десны.

Прозвеневший звонок заставил оторваться от работы. Отчего-то возникло ощущение, что разговор будет неприятный. В какой-то момент Волостнов даже захотел не брать трубку, потом осознал – не выход! От проблем не уйдешь, если уж они возникли, их нужно решать сразу.

– Майор Волостнов, – поднял он трубку.

– Лев Федорович, как твой подопечный, не ленится, работает?

– Работает, Петр Петрович, и очень неплохо. Как раз сейчас расписываю оперативный план.

– Операцией «Барин» интересуются на самом верху и придают ей большое значение. Не далее как вчера сам начальник Главка звонил, сказал, чтобы я ему выслал последние радиосообщения.

– Приятно слышать, – ответил Волостнов, не выказывая особой радости. Напряжение не ушло. Вряд ли начальник отдела позвонил ему для того, чтобы поздравить с успехом. Тут что-то другое.

– Сейчас наш отдел курирует около десятка радиоигр, и все они успешны. Используем опыт операции «Барин».

– Петр Петрович, что-то уж больно ты меня хвалишь, чувствую, что не к добру, говори сразу, что хотел сказать, не томи!

– Какой же ты все-таки нетерпеливый, Лев Федорович, а я ведь только начал тебя хвалить, даже половину не сказал из того, что хотел. Ладно, слушай… Было принято решение забрать твоего подопечного в Москву. Думаю, немцам это понравится. Работал в провинциальном городе, а сейчас в столице! Для «Абвера» это новые возможности. Мы связываем с Филином определенные планы.

– Я категорически против такого решения, – стараясь сохранить спокойствие, произнес Волостнов. – Мы не знаем, как на такой перевод может отреагировать «Абвер». В Вологде у Аверьянова все складывается на редкость удачно. Немцы его ценят только потому, что он поставляет весьма важную информацию для армий «Норд». Не исключено, что, если вы его заберете, немецкое руководство сразу потеряет к нему интерес. Москва – это не его поле деятельности, его готовили специально для Вологды, где он знает каждый камень. В Москве совершенно другие правила, к которым он не готов. И немцы прекрасно представляют, что он может быть раскрыт первым же встреченным патрулем.

– Лев Федорович, я понимаю, что тебе трудно расставаться со своим подопечным, но мы думаем привлечь его к иной работе. Я не имею права посвящать тебя в детали, но могу сказать одно, планируется покушение на товарища Сталина, и твой подопечный мог бы очень нам помочь.

– На мой взгляд, перевод Филина в Москву – не до конца продуманное решение. Вы заберете его с Вологодчины и тем самым сорвете операцию в тот момент, когда она очень успешно складывается, когда немцы ему всецело поверили и рассчитывают, что он и дальше будет работать в стратегически важном для них регионе. Но самое главное, нет никакой гарантии, что ему удастся заработать на новом месте.

– Лев Федорович, вопрос уже решенный, тебе осталось подготовить документы для его перевода и отправить собранный материал: протоколы, допросы, радиосообщения. В общем, все, что связано с операцией «Барин».

– Кто может отменить перевод агента в Москву?

– Даже не знаю, как тебе и ответить… Этот вопрос в ведомстве комиссариата.

– Значит, мне придется изложить свою позицию народному комиссару.

Не прощаясь, майор положил трубку. Рычаг, недовольный небрежным обращением, протестующе дзинькнул. Скорым шагом Волостнов вышел из кабинета и устремился по длинному гулкому коридору, эхом отозвавшимся в потемневших сводах.