Избранные произведения - Лайош Мештерхази

брат Белы двигались на два-три шага впереди нас. Мы знали, что они здесь, но не видели их. Это были «наши уши». Мы перепрыгнули через какую-то канаву, и тут дядюшка Йожи, обернувшись назад, сказал:

— Глядите под ноги! Осторожно, осторожно.

Я не знаю, сколько мы прошли, нащупывая дорогу средь торчащих коряг. Может быть, мы оставили позади себя уже два километра, а может, всего пятьсот — шестьсот метров. Вдруг мы скорее почувствовали, чем услышали со стороны шоссе подозрительный шум. Все четверо сразу остановились.

— Вы слышите? — обернулся к нам старик. Мы притаились. Тишина.

— А перед тем словно бы донесся говор, — вслух подумал я.

— Нет, — сказал Бела, — это, наверное, далекий скрип телеги, очень тихий.

Мы хотели двинуться дальше, как вдруг снова возник легкий шум, неподалеку, метрах в двадцати — тридцати от нас, справа внизу, на дороге. Почти неуловимый слабый шумок, так иногда по ночам трещит мебель.

Мы еще подождали затаив дыхание.

— Может, заяц перебежал дорогу или птица чистит перышки… — прошептал брат Белы.

Мы осторожно, ступая на цыпочках, пошли дальше. Но как бы тихо ни двигался человек, в безмолвии ночи малейший шум подобен грому. А тут еще Бела споткнулся о корягу, и лес сразу откликнулся эхом.

В то же мгновение нас ослепил яркий луч прожектора.

Бела мгновенно упал, я тоже бросился на землю. Брат Белы и дядюшка Йожи присели на корточки, ища убежища за деревом.

«Пропали!» — мелькнуло у меня в голове. И, как это часто бывало со мною в такие минуты, я отчетливо представил себе наше положение. Преследователи выставили на шоссе патруль, рассчитывая, что, если мы еще задержались в Татабанье, то непременно попытаемся ночью бежать, и они нас ждали.

Я уже приготовился услышать окрик: «Стой!» — и щелканье затвора винтовки, когда, вскинув ее к плечу, загоняют в ствол патрон…

— Подождите, пока за нами погонятся, и тогда бегите! — быстро прошептал дядя Йожи.

Смысл его слов дошел до меня лишь в то мгновение, когда он отскочил и дернул за руку брата Белы:

— Пошли!

Они перескочили через канаву, и вот уже один из них на шоссе, а другой в мгновение ока вырвался из желтого луча прожектора. По каменистой дороге застучали шаги людей, бегущих назад, в Татабанью. Раздались нестройные выкрики: «Это они!», «В погоню!», «Стой!» «Правда, они?» «Да, я их видел, узнал».

Луч прожектора скользнул вслед бегущим. Громко затрещав, помчался мотоцикл. И тут же хлопнул выстрел, потом еще два, один за другим. Впрочем, стрелявшие не попали в цель. Дядюшка Йожи свернул влево, а брат Белы снова бросился в лес. Мотоцикл остановился метрах в трехстах от нас, мы видели, как соскочили с него черные силуэты и побежали в двух направлениях. Снова лес загудел от выстрелов, снова раздался злобный окрик: «Стой!», брань и снова: «Стой!»

К Беле первому вернулось присутствие духа. Он быстро поднялся с земли и со всех ног пустился к шоссе. Я — за ним.

Что будет с нами?

Мы изо всех сил бежали по обочине, чтобы не производить шума. Лишь отдалившись на добрые двести метров — отсюда до преследователей уже не могли долетать звуки, — несколько умерили бег.

— Я спокоен и за брата и за дядю Йожи! — сказал Бела. — Их не поймают. А если поймают, они как-нибудь вывернутся. И не из таких положений выходили.

— Да… — Хотя я и вздохнул наконец с облегчением после только что пережитой передряги, но заглушить тревогу за друзей не мог. Ведь, чтоб спасти нас, они рисковали жизнью.

— А вдруг их убьют?

— Да что ты! — утешал меня Бела. — Ведь ночь. Цель движущаяся. — Однако голос его дрогнул, и до самой Банхиды он больше не проронил ни слова.

Край неба начал светлеть, когда мы наконец добрались до Банхиды. Мы остановились отдышаться у деревенской околицы и пошли дальше, услыхав тарахтенье поезда из Папы. Станцию разыскать не составляло труда, мы пришли туда одновременно с поездом и постарались затеряться в толпе увешанных узлами и корзинами торговок и рабочих, спешащих в Ач и Комаром. Ждать нам пришлось недолго, скоро прибыл поезд из Татабаньи. Мы устроились в тамбуре переполненного вагона. Бояться было нечего, здесь наши фигуры наверняка не привлекут сыщика. Среди торговок нас искать не станут. Должно быть, сыщики теперь тщетно рыщут по нашим ложным следам. Наши спасители убежали в разные стороны. Пентек — судя по голосу, это был он, — думал, конечно, что узнает Белу, ведь братья были очень похожи. Ну, тогда жандармы потеряют добрых несколько часов, если не дней на то, чтобы искать нас в Татабанье и в окрестных лесах! А мы до тех пор — о-о!.. И снова мы обрели уверенность.

В Алмашфюзитё нас постигло небольшое разочарование: выяснилось, что нужный нам пригородный поезд ходит дважды в сутки — утром и вечером — лишь по базарным дням, в другие дни — один раз. Нам пришлось бы ждать его до полудня.

— Как далеко отсюда до Шюттё? — спросил я местного жителя.

— А, — махнул он, — здесь это, рядом!

Пойдем пешком!

Шли туда и другие. Мы с Белой из предосторожности разделились. Он шагал впереди и вступил в разговор с двумя женщинами; метрах в пятидесяти за ним Следовал я, сам по себе. Мы шли довольно быстро. Вдали виднелась деревенская колокольня, и я подумал, что это и есть Шюттё. Оказалось, не Шюттё. Мы миновали еще одну деревню.

«Здесь это называется „рядом“! — думал я. — Дорога, как видно, не близкая». Солнце взошло и теперь било прямо в глаза, стало жарко. Я снял куртку, а потом и пиджак. И, хотя мы чувствовали себя как будто бы в безопасности, все же не переставали внимательно следить за дорогой — не покажется ли откуда-нибудь человек в форме.

Уже было больше восьми утра, когда мы увидели наконец на берегу Дуная довольно большую деревню. На наше счастье, брат Белы, словно предвидя, что с нами будет, подробно описал, как выглядит уединенный домик старого рыбака. По этому описанию мы и узнали его. Это был крохотный хутор, какие тысячами встречаются у Дуная, в Эстергоме, в Нергешуйфалу. Правда, он выглядел довольно приветливо. С трех сторон его окружал сад, вход был со стороны реки, неподалеку от берега покачивалась на волнах привязанная лодка.

Нас встретила сморщенная старуха с заплаканными глазами в черной одежде. Мы спросили, здесь ли живут Нергеши, она кивнула: да. Когда мы спросили ее о муже, она затряслась от рыданий и с трудом выговорила: «Убили. Ночью».

Даже сейчас любой поймет,