Реквием Сальери - Надежда и Николай Зорины

Музыка у соседей, наконец, смолкла, собака успокоилась или убежала плакать в другой двор, но ночь так и не сдвинулась с мертвой точки, продолжала длиться и длиться. Полина потрогала стрелки на будильнике – полчетвертого. До встречи осталось восемь с половиной часов.

Она попросит у Виктора прощения, с этого и начнет разговор. И он, конечно, ее простит, потому что Виктор – самый лучший человек на свете, потому что…

Только такая эгоистка, как она, могла столько лет не замечать, что Виктор любит ее. Но теперь она все исправит, попросит прощения, объяснит… И все будет у них хорошо, они никогда больше не расстанутся ни на день, и, если Виктору опять придется куда-нибудь уехать по делам, Полина поедет с ним, не выпустит его руки, отведет от него любые несчастья.

Ночь застыла, замерла, все звуки окончательно смолкли. Так бывает только зимой, когда все засыпано снегом. Полине вдруг вспомнилась первая прогулка после ее болезни. Это было перед Новым годом. Тогда она уже несколько месяцев не выходила из дому и даже представить себе не могла, что когда-нибудь сможет выйти. Виктор в тот вечер засиделся у нее допоздна, уже наступила ночь, а он все не уходил и не уходил. И вдруг неожиданно, но таким тоном, будто говорит о самой обычной вещи, предложил:

– Давай погуляем?

В первый момент Полина на него даже обиделась: как он смел предложить ей то, что для нее навсегда закрыто, неужели он не понимает, что прогулка эта просто невозможна? Но потом согласилась, и все оказалось возможным. Виктор бережно вел ее под руку и ненавязчиво объяснял маршрут. Как мог только он, самый деликатный из всех людей, которых Полина знала. А она к нему всегда так потребительски относилась. Эгоистка, бесчувственная дрянь! К чужим людям, к бездомной собаке, к выброшенному на улицу котенку у нее было больше жалости, сочувствия, чем к самому близкому ей человеку! Поскорей бы уж он приехал, Полина ему объяснит, что никогда, никогда больше не станет так себя вести, что любит его и всегда любила. И не тем ужасным, холодно-отстраненным тоном, каким сказала ему об этом по телефону.

Полина опять потрогала стрелки часов – пятнадцать минут пятого. До встречи осталось чуть меньше восьми часов. Эта ночь – настоящее чистилище, куда попала ее грешная душа за все несправедливые поступки, которые она совершала по отношению к Виктору.

Да если бы не Виктор, она бы, может, и не жила сейчас вовсе. Почему она никогда ему об этом не говорила? Скажет, завтра… Нет, уже сегодня, скажет. Только бы поскорей кончилась ночь.

Взять, что ли, плеер, послушать аудиокнигу, все равно уснуть не получится? Может, хоть книга отвлечет от назойливых мыслей? Полина протянула руку к тумбочке возле кровати, где лежал плеер, но тут же ее отдернула – опять вспомнился тот страшный момент, когда она увидела Виктора. И свой ужас, и ощущение, что все кончилось. Именно тогда она поняла, что без Виктора жить не сможет. Невозможно и незачем. Странно, почему она не понимала этого раньше? Или просто не хотела понимать, отгородившись дружескими отношениями, как неприступной стеной? Или настолько боялась, что может однажды его потерять, предчувствуя неизбежность этой потери, что умышленно создала искусственные дружеские отношения? Или во всем виновата ее болезнь? Она не хотела быть для него обузой? Нет, болезнь ни при чем. Такие отношения между ними возникли задолго до ее слепоты. Такие отношения были между ними всегда. И виновата в этом только Полина.

Ни о какой дружбе с самой первой их встречи и речи не шло, неужели ей было не понятно? Ведь еще тогда, в лифте, повисшем где-то в поднебесье, Виктор ей очень понравился. Не как друг, как мужчина. И она ему тоже понравилась, как женщина, не заметить этого Полина не могла. И заметила, конечно, заметила. Почему же тогда…

Пять. Всего только пять часов. Эта ночь никогда не кончится!

Почему же тогда она столько лет его мучила? Наверное, даже такой терпеливый человек, как Виктор, не мог временами ее не ненавидеть. Сколько раз она высказывала ему идиотскую мысль, что они стали уже почти родственниками, сколько раз называла его братом? Как, должно быть, невыносимо ему было это слышать. Нет, наверное, все-таки он не сможет ее простить.

Ну, и ладно, и пусть не прощает, с притворной обидой подумала Полина, совершенно уверенная, что это невозможно: Виктор не может ее не простить. Эта мысль ее успокоила, и, расслабленно улыбнувшись, она наконец уснула.

Проснулась Полина ровно в восемь, за несколько секунд до звонка будильника. Ударила по кнопке рукой, чтобы не трезвонил напрасно, и отправилась принимать душ. Настроение было прекрасным, ночные сомнения остались в ночи, теперь она чувствовала только радость от предстоящей встречи, до которой осталось всего ничего. А дел было много. Полина решила приготовить в честь приезда Виктора совершенно необыкновенный праздничный обед. Еще вчера вечером, как только он позвонил и сказал, что завтра вылетает, она закупила массу продуктов – в основном мясо и рыбу разных видов – и бутылку французского шардоне. Наскоро позавтракав, Полина приступила к великим приготовлениям.

Кулинарные старания заполнили почти все время, оставшееся до встречи. В половине двенадцатого Полина вдруг спохватилась, что не одета, не причесана, насквозь пропахла кухней. Бросилась в ванную, снова приняла душ. Схватила со стула приготовленное с вечера платье, которое когда-то выбрал для нее Виктор, и тут… И тут поняла, что боится и не хочет этой встречи. Кроме неловкости и обоюдных обид ничего из их новых отношений не выйдет. Не может выйти. И не должно.

Ей вспомнилась Иришка – точно так же она в самую последнюю минуту, ожидая Виктора в аэропорту, испугалась встречи. И вспомнилось, что никакой Иришки не было, она ее выдумала, и от этого стало еще неуютней. А Виктор уже едет, с каждой минутой приближается к дому, и ничего отменить нельзя…

Звонок в дверь застал Полину врасплох, хоть и ждала его, хоть и понимала, что он может раздаться в любой момент. Она вдруг обнаружила, что стоит посреди комнаты, полуголой. Судорожно стала натягивать платье, запуталась в бретельках, подол перекрутился. Ну и пусть, ну и ладно, чем хуже, тем лучше, все равно ничего уже не поправишь, через несколько минут ее жизнь разлетится вдребезги…

Аромат незнакомых цветов ворвался в квартиру, как только Полина открыла дверь. В руку ткнулся букет.

– Мне показалось, что хризантемы тебе не понравились, – сказал Виктор вместо приветствия, – вот, решил купить гортензии.

– Спасибо, – пролепетала Полина, вспоминая, как выглядят гортензии, и никак не могла вспомнить. – Проходи.

Она чувствовала, что Виктор на нее не смотрит, испытывая такую же неловкость, как и она. Ну разве раньше они испытывали такую неловкость? Их жизнь, спокойная и понятная, рассыпается на глазах. Сегодняшний день станет последним. Вот съедят они этот кошмарный праздничный обед и разойдутся в разные стороны.

Полина поставила цветы в вазу, попросила Виктора выдвинуть на середину комнаты стол, постелила приготовленную заранее скатерть. Пока они носили блюда из кухни, еще вымучивали из себя какие-то фразы, а когда сели за стол, повисло невыносимо тягостное молчание, которое, казалось, ничем не разбить. Но ведь раньше они о чем-то разговаривали, находили темы. О чем? О чем же они обычно разговаривали?