Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Он украл меня. Деда! – тонко, почти по-птичьи восклицалмалыш. – Он украл меня, он украл меня, этот плохой дядька украл меня!

Ты не понял, малыш, подумал Шеридан. Он сунул руку вбардачок и достал шприц. Я не плохой дядька. Просто я попал в затруднительноеположение, черт бы его побрал, а в обычных обстоятельствах я был бы тебе задедушку…

Но когда рука, скорее длинный коготь, нежели рука, разбилабоковое стекло и вырвала у Шеридана шприц – вместе с двумя пальцами, – онсмекнул, что это неправда.

Мгновение спустя Деда с мясом выдрал левую дверцу – толькопетли сверкнули, покореженные, ненужные теперь петли. Шеридан увидел трепещущийплащ, своего рода черную пару – и галстук. Галстук и вправду был голубой.

Впившись когтями в плечи, Деда выволок Шеридана из машины.Когти пропороли пиджак и рубашку и глубоко вонзились в плоть. Зеленые глазаДеда вдруг стали кроваво-красными, точно розы.

– Мы пошли в магазин только потому, что моему внукузахотелось игрушку «Трансформер», сборно-разборную, – прошептал Деда, и егодыхание отдавало смрадом гнилого мяса. – Такую, какие показывают по телевизору.Все дети хотят их иметь. Лучше бы вы оставили его в покое. Лучше бы вы оставилинас в покое.

Шеридана тряхнули, будто тряпичную куклу. Он вскрикнул, иего снова тряхнули. Он услышал, как Деда заботливо спрашивает у мальчика, охотали тому еще пить; услышал, как мальчик сказал, что да. очень, плохой дядьканапугал его так, что в горле совсем пересохло. Затем Шеридан увидел у себяперед носом коготь, за долю секунды до того, как тот исчез под подбородком ивонзился гвоздем в шею – толстым, беспощадным, жестоким. Этот гвоздь разорвалглотку быстрее, чем Шеридан. сообразил, что произошло, и последнее, что онувидел прежде чем провалиться в черноту, были мальчик, сложивший ладошкилодочкой и подставивший их под теплую струю – точь-в-точь как, будучи ребенком,делал это сам Шеридан, подставляя сложенные лодочкой руки под кран, чтобынапиться в знойный летний день, – и Деда, нежно, с величайшей любовью ерошившиймальчонкины волосенки.

Новая Англия ждет снега, который выпадет не раньше, чемчерез четыре недели. Сквозь заросли травянистой амброзии и золотарника местамипроглядывает осенняя почва. Кюветы, протянувшиеся вдоль дорог, полны опавшихлистьев, небо постоянно серое, и стебли кукурузы стоят рядами, склонившись другк другу, подобно солдатам, сумевшим найти фантастический способ умереть стоя.Горы тыкв, подгнивших с нижней стороны, навалены у сумрачных сараев, и их запахпохож на дыхание старух. В это время года не жарко и не холодно. Ветербеспрестанно проносится по голым полям под белесыми небесами, где птицы стаями,похожими на уголки сержантских нашивок, летят к югу. Ветер сдувает пыль смягких обочин проселочных дорог, образуя танцующие вихри, разделяет жнивье,словно расческа пробор в волосах, и проникает в старые автомобили, стоящие назадних дворах без колес, на срубленных пеньках.

Дом Ньюаллов на городском шоссе № 3 навис над той частьюКасл-Рока, которая зовется Бендом. Непонятно почему, но представить себе, что сэтим домом может быть связано что-то хорошее, невозможно. У него умирающий вид,что только отчасти можно объяснить облупившейся краской на стенах. Лужайкаперед ним покрыта глыбами высохшей земли, которым надвигающийся мороз придастеще более гротескные формы.

Тонкая струйка дыма поднимается из трубы над лавкой Брауни,что у подножия холма. Когда-то Бенд был довольно важной частью Касл-Рока, ноэто время кануло в небытие одновременно с окончанием корейской войны. В старойоткрытой раковине для оркестра двое малышей Брауни гоняют между собой краснуюпожарную машинку. Их лица, алые и бледные, почти стариковские, руки, кажется,Раздают воздух, когда они толкают друг другу автомобиль, останавливаясь поройлишь для того, чтобы вытереть сопливые носы.

В лавке председательствует Харли Макиссик, круглый икраснолицый, а старый Джон Клаттербак и Ленни Партридж сидят у печи, положив нанее ноги. Пол Корлисс стоит, опершись о стойку. В лавке извечный запах – пахнетсалями и липкой бумагой от мух, кофе и табаком, потом и темно-коричневойкока-колой, перцем, гвоздикой и тонизирующим средством для волос «О'Делл», свиду похожим на семенную жидкость и превращающим волосы в произведенияскульптуры. Засиженный мухами плакат 1986 года, рекламирующий ужин из вареныхбобов, все еще приклеен углом к окну рядом с еще одним плакатом, объявляющим оприезде Кена Корривью на ярмарку графства Касл 1984 года. Свет и жара почтидесять лет трудились над ним, и теперь Кен Корривью (ушедший из музыкальногомира кантри по крайней мере половину этого срока назад и ныне торгующий«фордами» в Чемберлене) выглядит одновременно выцветшим и прожаренным. В заднейчасти лавки стоит огромная мороженица, привезенная из Нью-Йорка в 1933 году, иповсюду ощущается неопределенный, но характерный запах кофейных зерен.

Старики следят за детьми и переговариваются тихимипрерывистыми голосами. Джон Клаттербак, чей внук Энди этой осенью находится внемыслимом запое, говорит об участке города, засыпаемом привозной землей. Поего мнению, привозной грунт пахнет как бродяга жарким летом. Никто с ним неспорит – это правда, но особого интереса к этой теме не проявляется – сейчас нелето, а осень, и тепло от огромной печи на мазуте расслабляет ТермометрУинстона за стойкой показывает почти двадцать восемь градусов по Цельсию. На лбуКлаттербака, над левой бровью, видна огромная вмятина – след автокатастрофы,случившейся в 1963 году. Детишки иногда просят разрешения прикоснуться к ней.Старый Клат выиграл немало денег у «летних людей», тех, что приезжают сюдалетом на отдых, – они не верили, что во вмятину в его голове входит столькожидкости, сколько и в стакан средних размеров.

– Полсон, – тихо говорит Харли Макиссик.

Старый «шевроле» останавливается за развалюхой ЛенинПартриджа. Сбоку на машине картонный плакат, приклеенный плотной маскировочнойлентой, гласит:

ГЭРИ ПОЛСОН

ПЕРЕТЯЖКА КРЕСЕЛ

АНТИКВАРИАТ ПОКУПАЕТСЯ И ПРОДАЕТСЯ

а ниже номер телефона, по которому звонить. Гэри Полсонмедленно выбирается из своей машины – старый человек в выцветших зеленых штанахс огромным мешкообразным задом. За собой он вытаскивает сучковатую трость.Крепко держится за автомобиль и не отпускает его до тех пор, пока трость непоставлена именно так, как он хочет. На конец трости натянута белая пластиковаяручка от детского велосипеда, напоминающая презерватив. Трость оставляетмаленькие ямки в безжизненной пыли, когда Полсон начинает свое осторожноепутешествие от машины к дверям лавки Брауни.

Дети на оркестровой площадке смотрят на него, а затем следомпереводят взгляд (похоже, не без страха) к покосившемуся и потрескивающемузданию Ньюалла на холме над ними. Потом снова принимаются за пожарную машину.