Подарок от лепрекона - Катя Водянова

На Десмонда же она не обращала внимания вовсе. Здоровалась при встрече, интересовалась делами и самочувствием, бросала пару фраз о погоде — и на этом все. Хелен ни разу не вышла за пределы установленных ею самой рамок и не попыталась сблизиться. И с поразительным упорством игнорировала все попытки флирта. Даже к Кевину, про длительные отношения с англичанкой или итальянкой которого не знали только камни в фундаменте Грейстоуна, она проявляла больше участия и чувств.

Эмма была единственной, кто с пониманием относился к проблемам Десмонда, подбадривал его и подталкивал к Хелен. Это же было бы правильно: ребенок и капиталы останутся в семье, под его присмотром и опекой. Поэтому Десмонд не сдавался, и однажды Хелен все же согласилась сходить с ним на скачки. Проветриться немного, как она сказала.

Адам в открытую выразил недовольство этой поездкой, но все же помог организовать: выделил водителя и охрану. Сама же Хелен выглядела беззаботной и такой же ровно приветливой, как и всегда. Очень элегантная в своем темном, обманчиво простом платье и шляпке с легкой вуалью. Так могла одеться Киарин, если бы дожила до этого дня и познакомилась с дизайнерскими нарядами от японского модельера, только-только начавшего набирать популярность в Европе.

Хелен с вежливым интересом слушала рассказы о лошадях и том, как проходят скачки, разглядывала собравшихся здесь дам в их причудливых головных уборах, выпила бокал коктейля, а после согласилась поставить немного на Сумрачного Ворона. Десмонд долго распинался, описывал прошлые победы жеребца, его рейтинг, то, что недавно Ворон болел и поэтому временно выбыл из числа фаворитов, но ходили слухи, что владельцы специально раздули шумиху и готовятся сорвать большой куш на тотализаторе через подставных лиц. Если подсуетиться, на этом можно неплохо заработать. Русская внимательно слушала, кивала, изучила статьи в интернете и снимки жеребца, а после подала десять евро для ставки.

Десять. Евро. Только десять. Одной купюрой. Тогда, когда можно было в несколько раз умножить состояние, просто взяв немного со счетов, Хелен вытащила из сумочки одну купюру, смеясь отдала ее букмекеру и помахала перед лицом Десмонда полученным талоном.

— Тысячу лет не играла в такие игры. Последний раз еще в студенчестве, когда мы с подругами договорились подарить друг другу по лотерейному билету на Новый год.

После она спокойно прошла на их места, сложила руки на коленях и с интересом следила за заездом, в котором ожидаемо выиграл Сумрачный Ворон, забрала свои семнадцать евро, поставила их на какую-то квелую кобылу из следующего заезда, внезапно сорвала куш и заработала ещё почти пятьдесят евро. После абсолютно счастливая направилась к ждущему водителю, мотивируя тем, что нужно кормить дочь.

Какая женщина в двадцать первом веке, когда придуманы все возможные каши и смеси будет переживать о голодающем младенце, няньку для которого выписали из самого Дублина? Вечно хмурая и такая строгая, что по струнке вытягивался даже Адам, дама имела русские корни, педагогическое образование, солидный опыт работы и говорила на нескольких языках. Она как-то раз сделала замечание Десмонду, когда тот появился в комнате Дары, зажимая в руках бокал виски. Еще долго выговаривала Кевину за привычку врываться без стука и рушить режим сна младенца. Невозможная женщина, но представить, что она пропустит кормление или же не уследит за ребенком — не получалось.

— Чья же обязанность следить за крохой, если не матери? — только и ответила Хелен и беззаботно впорхнула в машину.

Это все было неправильно. Не так, как он рассчитывал. Русская с ее деньгами должна была остаться, поставить на нужных, выбранных Десмондом лошадей, следить, как те побеждают, а после…

Но Хелен просто ушла. А в машине первым делом позвонила няне, узнать, как там Дара. Потом — О'Келли, поделилась радостью от выигрыша и поинтересовалась его делами. Так буднично и по-простому, будто эти двое были женаты лет двадцать и насколько мысленно проросли друг в друга, что не нуждались в лишних словах или объяснениях. Десмонд бы с ума сошел от ревности, если бы Киарин решила прогуляться с другим мужчиной. А О'Келли только расхохотался так, что из динамика было слышно, и потребовал показать ему шляпку настоящей русской ведьмы, которая умеет ворожить и на победу нужной лошади. Хелен смеялась тоже и сразу же сделала селфи, которое и отправила чокнутому сыщику.

И Десмонд снова будто пропал из ее мира.

— Вам не понравились скачки? — разорвал он тягучее молчание, наполненное звуком работающего двигателя и редким жужжанием приходивших Хелен сообщений.

— Слишком чопорно и серьезно для меня, — она все же отложила смартфон и посмотрела на Десмонда.

Какая же ложь! Да русская держалась так, будто выросла в этой среде, впитала этикет и привычки истинной леди. Ни единым жестом или словом она не показала себя простушкой или деревенщиной. Идеальная женщина, которой нужен подходящий мужчина.

— Но вы держались отлично. Думаю, это дело привычки, в следующий раз…

— У меня сейчас хватает других забот, — она улыбнулась, но холодно, без чувств. Когда Хелен видела О'Келли, слышала его голос, когда возилась с дочерью — она сияла, будто солнце. Сейчас нет. Обычная вежливость воспитанного человека, которому не очень приятен собеседник, а молчать не позволяет этикет.

— Скачки дают выброс адреналина, эмоций, поднимают настроение. Как секс, только в разы сильнее.

— Возможно, — бросила она и отвернулась к окну. — Но мне жалко лошадей. Никто не спросил их, хотят ли получать удары по крупу и бежать вперед на самом пределе сил.

— Бег — весь смысл жизни скаковой лошади. Она рождена для этого. И не надо глупостей от зоозащитников: вы носите мех, ради которого забивают прекрасных, умных норок и соболей, едите мясо и рыбу. И вдруг жалеете лошадей? Их веками выводили ради скачек!

Глупость, какую же она сказала глупость! Десмонд без малого час рассказывал ей о Сумрачном Вороне, его родословной, рейтинге и статях, чтобы вдруг услышать, что нежной русской жаль коня! Которого не спросили о желании бежать.

Злость нахлынула на Десмонда, но быстро ушла. Все правильно, Киарин тоже никогда не жаловала скачки. Откровенно скучала на них и переживала за лошадей. Хуже было всего однажды, когда Десмонд затащил жену на корриду. Тогда бедняга рыдала три часа и навсегда отказалась от употребления мяса.

— Никто не совершенен, — выдернула его из размышлений Хелен. — Но для моего жилета всего лишь подстригли козу: это экомех. Игорь в шутку называл его "каракулевая шкура песцового соболя", потому как жилет стоил дороже тех, что сшили из настоящего меха.

И после замолчала. Хелен теребила локон, нарочно выпущенный из укладки, медленно растирала ладони одна об другую, проверяла сообщения на смартфоне, но на Десмонда не обращала никакого внимания. Так не должно быть.

Он не раз представлял, как русская обнимает его и улыбается, как позволяет себя раздеть, смущаясь и опуская взгляд. А после разгорается от страсти. И ее стоны, почти как реальные, уже звучали в его голове. Хелен не будет притворяться, как Эмма, не будет отмахиваться от секса, как Киарин, прикрываясь усталостью от работы, не будет сверкать счётчиком в глазах, как многочисленные любовницы.