Каменный убийца - Луиз Пенни

– И что случилось? – прошептал Бовуар.

– Один из богатейших граждан Кале, Юсташ де Сен-Пьер, сказал, что готов отдаться в руки англичан. Пять других присоединились к нему. Они сняли с себя одежду, остались в одном исподнем, надели петли на шею и вышли из ворот.

– Bon Dieu, – прошептал Бовуар.

«Боже милостивый», – согласился Гамаш, снова глядя на Чарльза Морроу.

– На скульптуре Родена эти люди запечатлены в тот момент, когда они подошли к воротам и сдаются.

Бовуар попытался представить, как это могло бы выглядеть. Он видел много официозного французского искусства, запечатлевшего штурм Бастилии, войны и победы. Там были крылатые ангелы, пышногрудые радостные женщины, сильные, решительные мужчины. Но если статуя Чарльза Морроу напомнила шефу одного из тех людей, то, вероятно, это такая работа, каких Бовуар еще не видел.

– Это, наверно, какая-то необычная скульптура, – сказал Бовуар, подумав, что, пожалуй, стоит отыскать Музей изящных искусств в Монреале.

– Да, она не похожа на другие посвященные войне произведения искусства. У этой шестерки вовсе не героический вид. Они выглядят обреченно, даже испуганно.

Это Бовуар мог себе представить.

– Но разве это не делает их еще большими героями? – спросил он.

– Пожалуй, – ответил Гамаш и снова обратил взгляд на Чарльза Морроу.

На статуе была одежда и не было цепей, веревок или петель на шее. По крайней мере, видимых. Но Арман Гамаш знал, что Чарльз Морроу связан так же крепко, как и фигуры на скульптуре Родена. Веревками, цепями, да еще и прикреплен к чему-то.

Что видел Чарльз Морроу своими печальными глазами?

* * *

Владелец погрузочной компании ждал их у стола дежурного. Это был невысокий крепыш, своим сложением напоминавший пьедестал. Его седые волосы были коротко подстрижены и стояли торчком. Красный рубец – след жесткой шляпы, которая сидела на его голове каждый рабочий день вот уже тридцать лет, – прорезал весь его лоб по длине.

– Понимаете, я тут ни в чем не виноват, – сказал он, протягивая для пожатия мощную руку.

– Понимаю, – сказал Гамаш. Он ответил на рукопожатие, представил Бовуара и себя. – Мы думаем, это было убийство.

– Tabernacle,[59]– выдохнул человек, отирая капельки пота со лба. – Правда? Ну подождите, ребята узнают.

Они втроем двинулись по коридору в гараж.

– Ваш сотрудник не сказал вам, что случилось? – спросил Бовуар.

– Он идиот. Сказал, что пьедестал сместился и статуя упала. Ерунда это. Основание было надежно закреплено. Они залили бетонный фундамент с одноразовой опалубкой, углубленной в землю на шесть футов – ниже уровня замерзания. Поэтому пьедестал не мог сместиться. Вы меня понимаете?

– Объясните, – попросил Гамаш.

– В здешних местах при строительстве фундамент нужно углублять не меньше чем на шесть футов – там земля не промерзает. В противном случае ваше сооружение весной, когда земля оттаивает, будет смещаться. Понятно?

Гамаш понял, что имел в виду крановщик, говоря о своем боссе: тот был прирожденным лектором, но не прирожденным учителем.

– Мадам Дюбуа в «Усадьбе» если уж за что берется, то все делает как положено. Мне это нравится. Я и сам такой. Она кое-что понимает в строительстве. – В его устах это была наивысшая похвала.

– И что вы сделали? – спросил Бовуар.

– Не спешите. Я к этому и веду. Она попросила нас поставить одноразовую опалубку, чтобы статуя не упала. Мы так и поступили. Это было около месяца назад. Пьедестал даже и зимы не простоял. Не мог он сместиться.

– Значит, вы углубляетесь в землю. А что потом? – спросил Бовуар.

Расследование убийства – это по большей части поиск ответа на вопрос «А что случилось потом?». Ты задаешь его снова и снова. И конечно, слушаешь ответы.

– Залили опалубку бетоном, дали ему застыть, а через неделю установили пьедестал. А вчера я установил на него статую. Здоровенная хреновина. Работать пришлось осторожно.

В течение пятнадцати минут Бовуар и Гамаш слушали рассказ о том, как нелегка работа крановщика. Бовуар за это время успел прокрутить в памяти вчерашний бейсбольный матч, поразмыслить о том, будет ли злиться его жена из-за того, что он опять не ночует дома, и побраниться с управляющим домом, в котором он живет.

Гамаш слушал.

– В чьем присутствии вы устанавливали статую?

– Мадам Дюбуа и другого типа.

– Пьера Патенода? – спросил Гамаш. – Метрдотеля?

– Не знаю, кто он там у нее. Лет сорока пяти, темноволосый. На нем сто одежек было. Наверно, умирал от жары.

– Кто-нибудь еще?

– Много народу пришло посмотреть. В саду работали двое ребят – тоже наблюдали. Самое трудное – это правильно ее поставить. Чтобы она смотрела куда надо.

Он рассмеялся и пустился в пространные пятиминутные рассуждения о том, что нужно делать для правильной ориентации статуи. Бовуар погрузился в фантазии, в которых он предавался безудержному шопоголизму в Париже в компании с Пьером Карденом. Но это навело его на мысли о Кале, а это в свою очередь – на размышления о Чарльзе Морроу и в конце концов вернуло его к этой занудной долгоиграющей пластинке.

– …Накинул на него полотнище, которое дала мне мадам Дюбуа, и уехал.

– Как статуя могла свалиться с пьедестала?

Гамаш задал этот вопрос самым обычным тоном, каким мог спросить о чем угодно, но все понимали, что это главный вопрос. Крановщик взглянул на статую, потом снова на Гамаша.

– Мне известен только один способ – с помощью машины. – Такой ответ не порадовал его самого, и взгляд у него стал виноватым. – Я этого не делал.

– Мы знаем, что вы этого не делали, – успокоил его Гамаш. – Но кто мог это сделать? Если это сделали не машиной, то как тогда?

– А может, и машиной, – прозвучал ответ. – Там мог находиться кран. Не мой, а чей-нибудь еще. Может быть.

– Это возможно, – сказал Гамаш, – но, я думаю, Джулия Мартин заметила бы его.

Оба кивнули.

– А что вы думаете об этой статуе? – спросил Гамаш.

Бовуар удивленно посмотрел на него. Кому интересно, что думает какой-то крановщик? С тем же успехом можно было спросить об этом у пьедестала.

– Я бы такую у себя в саду не поставил. Грустная она какая-то. Я предпочитаю вещи, которые приносят радость.

– Например, эльфов? – спросил Бовуар.

– Конечно. Эльфов или фей, – ответил крановщик. – Люди думают, что это одно и то же, но они ошибаются.

«Господи милостивый, только не лекцию о различиях между феями и эльфами!»