Белая сирень - Маша Ловыгина

Бухгалтерия встретила Германа душным запахом дешёвых духов и подогретых в микроволновке котлет. Герман оттянул галстук, борясь с подступившим удушьем.

— Ой! — женщины суетливо завозились за столами. Плотная девица в яркой блузке быстро накрыла блюдо с жирными мясными комками листком бумаги.

— Где?! — хрипло произнёс Герман, понимая, что это был последний кабинет на этаже.

— Что? Кого вы ищете? — главный бухгалтер выдавила из себя заискивающую улыбку.

Герман споткнулся на полуслове и, глубоко вздохнув, уже спокойно спросил:

— Девушка, беленькая такая. Технолог, — голос его опять появились угрожающие нотки, — технолог ваш новый?!

Девица в блузке, побледнев, что-то проблеяла. Герман зыркнул на неё, пригвоздив к стулу, и она, собравшись, наконец, коротко ответила:

— Ушла.

Тищенко подошёл к столу. Опершись руками, навис над девицей, продолжая буравить глазами.

Булька судорожно сжала кулаки.

— Её же позвали в администрацию. Ну, вы знаете. Она забрала вещи и ушла…

Герман нащупал в кармане телефон. Достав, взглянул на экран. Сообщений от Гуциева не было. Значит, Ольга не выходила. Тищенко выпрямился и, не попрощавшись, вышел в коридор.

— Нет, ну вы представляете? — Булька скрипнула стулом. — Так и знала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Вот ведь, зараза какая, бросила ключи и смылась. Даже кабинет не заперла. Людмила Ивановна, что теперь будет-то?

— Послушала я тебя, Татьяна! — бухгалтерша расстроенно покачала головой. — Ладно, может разминулись. Найдутся. Звони, давай, Зиновьевой, чтобы завтра, как штык, на работе была. Иначе — вылетит.

Герман дождался окончания их разговора и направился по лестнице вверх, где находились склад готовой продукции и раскройный цех. Склад был закрыт. Герман подёргал для уверенности двери, но печать за подписью заведующего ясно давала понять, что внутри никого нет.

По цеху разносился визгливый шум раскройного ножа. Костюм Германа тут же покрылся мельчайшими цветными частицами. Один парень перевязывал кипу кроя, второй, согнувшись над столом, погружал диск в толстый слой трикотажа. Вдоль стен возвышались полки с рулонами, огромные тюки громоздились сбоку от двери, весь пол был усыпан обрезками ткани и картона. На Германа никто не обращал внимания.

Тищенко почувствовал, как его охватывает паника. Он не выпускал из влажной ладони телефон. Надо возвращаться к Гуциеву. Гриша умный, он обязательно что-нибудь придумает.

Гуциев всё понял, как только увидел расстроенного Германа. К ботинкам Тищенко прилипли нитки и теперь волочились за ним серыми хвостами, пока мужчина шёл к машине.

— Во сколько заканчивается смена?

— В пять, кажется, — Герман грыз ноготь, поглядывая то на Гришу, то на вход. — Там ещё вечерняя смена с шести…

Гуциев задумался. Следовало сделать всё как можно тише, чтобы не привлекать к себе излишнего интереса со стороны служащих.

— Давай-ка, посмотрим по камерам.

Охранник отошёл, пока они, прижавшись друг к другу головами, внимательно смотрели записи. Герман сокрушённо подумал, что стоило всё-таки потратиться на установку камер в каждом помещении, а не только в цехах и на улице. Видно же, что Ольга выходит из швейки, в руках у неё ничего нет, лицо спокойное. Или она пытается выглядеть такой?

— Отмени вечернюю смену, — велел негромко Гуциев, — в связи с производственной необходимостью.

— А как же план?

— Ты ведь не дебил, Гера? Возместишь из своего кармана. Сейчас нужно поймать девку, пока она чего не натворила. Перерыть всё, но найти.

— Ты думаешь… — начал Герман.

— Она здесь.

— Уверен? Набрать Макара?

— Сами справимся, — Григорий быстро напечатал сообщение в телефоне.

Герман связался с начальником производства через голосовую почту.

— А охрана?

Гуциев обернулся в сторону скучающего секьюрити.

— Отключим видеонаблюдение, и пусть сторожит выход.

Они вышли на улицу и сели по своим машинам. Время тянулось медленно. Герман был уверен, что охранник внимательно следит за мониторами, и это его немного успокаивало. Когда часы показывали десять минут шестого, из ворот стали выходить работники комбината. Тищенко вглядывался в каждую фигуру, боясь пропустить Ольгу. Но это было бы невозможно. Всё-таки Оля Валеева отличалась от местных. Тонкая изящная, похожая на статуэтку балерины. Немного жаль, что придётся её сломать.

Герман бросил взгляд через стекло на Гуциева. Гриша сидел, расслабленно откинувшись на спинку сидения и курил, изредка скучающе позёвывая.

…- Я пойду, отолью! — парень выключил оборудование и, закрепив нож, пошёл к выходу.

— Дуй, — буркнул второй, — я пока вниз крой спущу. — подхватив упаковку, он направился следом.

Оля поднялась с колен из-за тюка и, не теряя времени, последовала за вторым парнем, только не свернула к лестнице, как он, а направилась в сторону пожарного выхода. Стараясь не дышать, проскочила мимо туалета, уловив специфический запах и шум спускаемой воды. Прижавшись спиной к стене, она замерла, видя, как парень возвращается в цех. Всё так же двигаясь вдоль стены, она приблизилась к висящему огнетушителю и стоявшей на полу коробке песка, в который была воткнута лопата. Отверстие для ключа было заклеено полоской бумаги с печатью. Дверь старая, железная, из щели сифонит сквозняк, и сквозь неё можно разглядеть часть наружной лестницы.

Летом, месяца за полтора до смерти родителей, Оля с парочкой своих школьных приятелей лазила по территории комбината, представляя себя в заброшенном замке. Их обнаружили сторож и строители. Сильно ругали, хотя они к их появлению ничего страшного не делали. Но до этого, вот на эту лестницу лазили, это точно.

Закройщики, переговариваясь, долго звенели ключами, то роняя их, то решая, кто будет сдавать на вахту. Оля вся взмокла, вжимаясь в стену и боясь быть обнаруженной. Когда на этаже воцарилась тишина, Оля сняла лопату и вставила лезвие в зазор между дверью и дверной коробкой. Дверное полотно издало ухающий глубокий звук, эхом отскочивший от стен коридора. Не оставляя попыток, Оля навалилась на древко лопаты всем телом, отжимая край двери, пока не показался стержень замка. От напора сверху отвалился кусок штукатурки, задев плечо и обдав Ольгу желтоватой пылью. Девушка старательно расшатывала дверную коробку, не обращая внимания на саднящую боль в ладонях. В какой-то момент раздался щелчок, и от перекоса стержень замка отскочил.

— Твою же мать! — Ольга вывалилась на верхнюю ступень, едва успев ухватиться за тонкий рифлёный прут поручня.

Места было так мало, что её колени наполовину вылезли наружу, не встретив препятствия. Ещё немного, и Оля могла бы, наконец, совершить прыжок вниз головой, о котором её предупреждали и которым пугали в детстве. Кое-как поднявшись на трясущихся ногах, девушка немного отдышалась. Лестница была шаткой, с приличным расстоянием между ступенями, состоявшими из тонких прутьев — перекладин. Взглянув вниз, на землю, Ольга на мгновение закрыла глаза, борясь с приступом головокружения. Небольшая площадка ждала её и у второго этажа. Дальше, через три ступени — пустота высотой около полутора метров. Боже, неужели Оля не побоялась залезть сюда в детстве? Так как она была самая лёгкая, мальчишки без труда подсадили её наверх. А она, чтобы не показаться слабачкой, поднялась на самую высоту и потом, как заворожённая, рассматривала окрестности города, пока не заметила бегущего сторожа.