Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей - Брендон Сандерсон

Каладин сидел снаружи, прислонившись к стене казармы, и на него падала струйка дождевой воды. Это не было бурей. Просто ­обычный весенний дождь. Мягкий и робкий кузен могучей стихии.

Сил опустилась на плечо Каладина. Или зависла над ним. Как-то так. Она, похоже, совершенно невесомая. Каладин сгорбился, ­уткнулся подбородком в грудь и смотрел, как ему в карман затекает вода.

Надо было войти в казарму Четвертого моста. Холодно, мебели нет, но можно хоть укрыться от дождя. Но ему было... все равно. Сколько он уже в Четвертом мосту? Две недели? Три? Вечность?

Из двадцати пяти человек, которые выжили в тот первый раз, когда он нес мост, двадцать три уже мертвы. Двоих перевели в другие команды, потому что они как-то сумели подольститься к Газу, но там оба погибли. Остались лишь сам Каладин да еще один мосто­вик из старого состава. Двое из почти сорока.

Бригаду мостовиков пополнили другие несчастные, и боль­шинство из них тоже погибли. Их заменили. Новичков ждала та же участь. Постоянно приходилось выбирать нового старшину. Предполагалось, это лучший пост в мостовом расчете, потому что старшина всегда бежал с безопасной стороны. К Четвертому мосту это не относилось.

Порой случались и удачные боевые вылазки. Если алети при­ходили раньше паршенди, ни один мостовик не погибал. А если они прибывали слишком поздно, там уже оказывался какой-нибудь дру­гой великий князь. Садеас не помогал; он разворачивал свое войско и возвращался в лагерь. Даже в плохих вылазках паршенди иной раз сосредотачивали мощь своих луков на других мостовых расчетах. Иногда мостовики погибали десятками, а в Четвертом мосту при этом все оставались живы.

Такое случалось редко. По какой-то причине Четвертый мост попадал под удар чаще прочих. Каладин даже не пытался узнавать имена своих товарищей. Никто из мостовиков этого не делал. Зачем? Узнаешь имя, а кто-то из вас двоих погибнет еще до конца недели. Скорее всего, оба. Может быть, ему бы стоило расспросить лю­дей, чтобы было потом с кем побеседовать в Преисподней. Они бы предавались воспоминаниям об ужасном Четвертом мосте и в конечном счете сошлись бы на том, что даже вечное пламя куда приятнее.

Каладин криво ухмыльнулся. Скоро придет Газ, пошлет их работать. Мыть уборные, чистить улицы, выгребать навоз из конюшен, собирать камни. Что угодно, лишь бы они не думали о своей участи.

Он все еще не знал, зачем алети сражаются на этих проклятых плато. Это было как-то связано с теми огромными куколками. Кажется, в их сердцевинах прятались самосветы. Но какое отношение они имели к Договору Отмщения?

Другой мостовик — молодой веденец с рыжевато-русыми волосами — лежал неподалеку, уставившись в небо, что плевалось дож­дем. Дождевая вода собиралась в уголках его карих глаз, стекала по лицу. Он не моргал.

Они не могли сбежать. Военный лагерь с тем же успехом мог бы служить тюрьмой. Мостовики имеют право тратить свое жалкое жалованье на дешевое вино или шлюх, но не покидать расположение. Периметр хорошо охранялся. Отчасти это было связано с необходимостью не пускать внутрь солдат из других лагерей — там, где встречались войска, всегда возникало соперничество. Но основная причина — не позволить мостовикам и рабам совершить побег.

Почему? Почему все так ужасно? Происходящее не имеет никакого смысла. Отчего бы не отправлять вперед нескольких мостовиков со щитами, чтобы они заслоняли людей от стрел? Он спросил, и ему сказали, что это слишком сильно их замедлит. Каладин спросил опять, и ему сказали, что подвесят за ноги, если он не закроет рот.

Светлоглазые вели себя так, будто весь этот бардак был какой-то великой игрой. Если оно и впрямь так, правила игры скрывали от мостовиков, и они понимали в ней не больше, чем фигуры на дос­ке понимают в стратегии игрока.

— Каладин? — Сил спустилась на его ногу в привычном ему образе девчушки в длинном платье, что переходило в туман. — Каладин? Ты уже несколько дней молчишь.

Он продолжал пялиться на камень. Наверняка есть какой-то выход. Мостовикам разрешали ходить к ущелью неподалеку от лагеря. Правилами это было запрещено, но часовые закрывали глаза. Считалось, что такова единственная милость, которую можно даровать мостовику.

Мостовики, что уходили по этой тропе, не возвращались.

— Каладин? — позвала Сил тихим обеспокоенным голосом.

— Мой отец говорил, что в мире есть два вида людей, — хрипло прошептал Каладин. — Он говорил, есть те, кто забирает жизни. И те, кто спасает жизни.

Сил нахмурилась, склонила голову. Такие беседы ее сбивали с толку; она не понимала отвлеченных понятий.

— Я считал, что он ошибается. Думал, есть еще третья группа. Люди, которые убивают, чтобы спасать. — Он покачал головой. — Я был дураком. Третья группа и впрямь существует, и она большая, но совсем не такая, как мне казалось.

— Какая группа? — Спрен наморщила лоб и уселась на его колено.

— Люди, которые существуют ради того, чтобы их спасли или убили. Группа посредине. Те, кто не может ничего сделать, только умереть или оказаться под защитой. Жертвы. И я один из них.

Он окинул взглядом мокрый склад. Плотники ушли, спрятав под навесами необработанные деревья и забрав инструменты, которые могли заржаветь. Казармы мостовиков располагались к западу и северу от склада. Четвертый мост стоял чуть поодаль от остальных, словно невезение было заразной болезнью. Чем ближе, тем заразнее, сказал бы отец Каладина.

— Мы существуем ради того, чтобы быть убитыми. — Юноша моргнул и посмотрел на нескольких мостовиков из своего расчета, безучастно сидящих под дождем. — Если мы еще не умерли.

— Ненавижу, когда ты такой, — пробормотала Сил, летая вокруг головы Каладина, пока его бригада тащила на лесной склад бревно.

Паршенди часто поджигали постоянные мосты, так что инженеры и плотники великого князя Садеаса не сидели без дела.

Прежний Каладин удивился бы, отчего армии не стараются как следует защитить мосты. «Тут что-то не так! — сказал голос внутри его. — Ты пропускаешь какую-то часть головоломки. Они растрачивают ресурсы и жизни мостовиков. Словно и не думают о том, чтобы продвинуться вглубь и сразиться с паршенди. Просто устраивают ожесточенные схватки на плато, потом возвращаются в лагерь и празднуют. Почему? Почему?!»

Он не обращал внимания на этот голос, принадлежавший Каладину из прошлого.

— Ты был таким живым, — продолжала Сил. — За тобой многие наблюдали. Солдаты в твоем отделении. Враги, с которыми ты сражался. Другие рабы. Даже некоторые светлоглазые.

Скоро обед. Тогда он сможет поспать, пока старшина не разбудит его пинком, чтобы отправить на послеобеденное дежурство.

— Раньше я смотрела, как ты сражаешься, — не замолкала Сил. — А теперь этого почти не помню. Мои воспоминания о том, что было тогда, расплываются. Я как будто гляжу на тебя сквозь дождь.

Погоди-ка. Это странно. Сил привязалась к Каладину уже после того, как он вылетел из армии. И она тогда вела себя в точности как обычный спрен ветра. Он замешкался, заработав от надзирателя ругательство и удар кнутом по спине.