Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей - Брендон Сандерсон

Снова налег на бревно. Мостовиков, которые проявляли мало усердия в работе, пороли, а мостовиков, которые проявляли мало усердия во время вылазки с мостом, казнили. В войске с этим никто не шутил. Откажись бежать навстречу паршенди, попытайся затесаться в хвост к другим мостам, и будешь обезглавлен. По крайней мере, за такое преступление наказание было совершенно опреде­ленным.

Так-то мостовиков наказывали разными способами. Можно ­было заполучить дополнительную работу, несколько ударов кнутом или потерять часть жалованья. За что-то по-настоящему плохое подвешивали за ноги к столбу или стене и оставляли на суд Буреотца, то есть бросали снаружи на время Великой бури. Но чтобы тебя казнили, следовало сделать единственную вещь: отказаться бежать в атаку на паршенди.

Если побежишь с мостом, то умереть можешь, но если не побежишь, то умрешь точно.

Каладин и его команда положили бревно к остальным и отцепили веревки. Потом направились к краю лесного склада, где ждали другие бревна.

— Газ! — крикнул кто-то.

Высокий солдат с желто-черными волосами стоял там, где начинались бараки, и рядом с ним топтались несколько человек весьма жалкого вида. Это был Лареш, один из тех, кто работал в палатке вербовщиков. Он привел новых мостовиков на замену убитым.

День выдался яркий, без намека на облачко, и солнце припекло Каладину спину. Газ поспешил разобраться с рекрутами, и так вы­шло, что Каладин с остальными отправился в ту же сторону за новым бревном.

— До чего жалкое отребье, — бормотал Газ, разглядывая но­вобранцев. — Конечно, если бы они не были такими, не попали бы сюда.

— Это точно, — согласился Лареш. — Десятерых в первом ряду поймали на контрабанде. Ты знаешь, что делать.

Потребность в пополнении бригад мостовиков существовала постоянно, но и нового мяса на убой всегда хватало. Часто попадались рабы, однако было много воров или других нарушителей за­кона­ из числа обитателей лагеря. Ни одного паршуна. Они были слишком ценными, и, кроме того, паршенди и паршуны состояли в дальнем родстве. Лучше не демонстрировать лагерным трудягам-паршунам их кузенов в бою.

Иногда в мостовой расчет попадали солдаты. Такое случалось только лишь из-за необычайно серьезного проступка, вроде драки с офицером. То, что в других армиях завершалось виселицей, в этом войске означало отправку на мосты. Предположительно, можно бы­ло вернуть свободу, пережив сто вылазок с мостом. По слухам, одному или двум такое удалось. Скорее всего, это был просто миф, предназначенный для того, чтобы у мостовиков остался проблеск надежды на спасение.

Каладин и остальные прошли мимо новичков, свесив голову, и начали цеплять веревки к следующему бревну.

— Четвертому мосту нужны люди, — сказал Газ, потирая бороду.

— Четвертому всегда нужны люди, — ответил Лареш. — Не волнуйся, для этого я припас особый товар.

Он кивнул второй группе рекрутов, куда более пестрой, что стоя­ла чуть позади.

Каладин медленно выпрямился. Одним из пленников в той группе был подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Низенький, тощий, круглолицый.

— Тьен? — прошептал он, шагнув вперед.

Потом остановился и затряс головой. Тьен умер. Но новичок с перепуганными черными глазами был так на него похож. Каладину захотелось взять мальчика под свою защиту. Оберегать его.

Но... он ведь потерпел неудачу. Все, кого он пытался защищать, — от Тьена до Кенна — в итоге погибли. Так в чем же смысл?

Он снова поволок бревно, на которое опустилась Сил и сказала:

— Каладин, я собираюсь уйти.

Юноша потрясенно моргнул. Сил. Уйти? Но... она была последним, что у него оставалось.

— Нет, — прошептал Каладин. Получилось хриплое карканье.

— Я попытаюсь вернуться. Но не знаю, что случится, когда я тебя покину. Все очень странно. У меня путаные воспоминания. Нет, большинство даже не воспоминания. Инстинкты. Один из них подсказывает, что если я уйду, то могу все о себе забыть.

— Тогда не уходи, — сказал он, ощущая растущий ужас.

— Мне нужно. — Спрен съежилась. — Я больше не в силах на это смотреть. Я попытаюсь вернуться. — Она выглядела опечаленной. — Прощай.

И спрен упорхнула, превратившись в ворох легких полупро­зрачных листьев.

Каладин, цепенея, следил за тем, как она исчезает.

Потом опять взялся за бревно. Что еще оставалось делать?

Подросток, похожий на Тьена, умер во время следующей же вылазки.

Было плохо. Паршенди успели занять позиции, поджидая Садеаса. Каладин бежал к расщелине, даже не вздрагивая, когда вокруг падали люди. Им двигали не отвага и не желание попасть под одну из стрел, покончив со всем. Он бежал. Просто бежал. Как камень катится по склону, как дождь падает с неба. У них нет выбора. Как и у него. Он не человек, а вещь; вещи делают то, для чего предназна­чены.

Мостовики уложили свои мосты почти вплотную. Погибло четыре отряда. Команда Каладина потеряла так много людей, что едва справлялась.

Когда мосты установили, Каладин отвернулся от солдат, что бросились через ущелье в настоящую битву. Заковылял назад. Спус­тя пару минут нашел то, что искал. Тело мальчишки.

Каладин стоял над телом, и ветер трепал его волосы. Мальчик лежал лицом вверх в небольшой выбоине на камне. Каладин по­мнил, как в похожей выбоине держал похожее тело.

Рядом упал замертво другой мостовик, утыканный стрелами. Тот самый, что пережил недели, миновавшие с первой вылазки. Его тело лежало на боку на камнях где-то на фут выше тела мальчишки. С наконечника проткнувшей его стрелы капала кровь. Рубиновые капли одна за другой падали прямо в открытые безжизненные глаза подростка. От глаза к подбородку потекла тонкая красная струйка. Точно багровые слезы.

Той ночью Каладин слушал, как Великая буря свирепствует за стеной. Он лежал, свернувшись калачиком, на холодных камнях. От грома снаружи тряслись небеса.

«Я так больше не могу. Я мертв изнутри, словно меня ткнули копьем в шею».

Буря продолжала яриться. А Каладин впервые за целый год заплакал.

Девять лет назад

Кэл ворвался в хирургическую комнату, и вместе с ним сквозь ­открытую дверь проник яркий белый солнечный свет. В десять лет уже все предвещало, что мальчик будет высоким и тощим. «Кэл» — так он себя называл и не любил свое полное имя, «Каладин». Короткое подходило лучше. «Каладин» слишком уж смахивало на имя светлоглазого.

— Прости, отец, — сказал он.

Отец Кэла, Лирин, аккуратно затянул ремень на руке молодой женщины, лежащей на узком операционном столе. Ее глаза были закрыты; Кэл пропустил прием наркотика.