Хэда - Николай Задорнов

Хотелось бы посмотреть на американскую красавицу! Неужели душа отлетает у каждого, кто на нее посмотрит? Когда думаешь о ней, то самые странные слухи тоже отлетают...

Утром, до упражнения с мечом и потом в саду во время гимнастики и сабельных приемов, мысли нахлынули с новой силой.

«Меня, кем нация могла бы гордиться, объявляют предателем и шпионом! Нет, это не дело рук Абэ. Приказ о самоубийстве был бы послан мне благородно, будь мной недоволен канцлер, правительство или шогун. С благородными рыцарями службы и чести они поступают благородно».

Сведения, измышленные для успеха маленькой карьеры. Решили сделать большую карьеру... Это значит все же, что в государстве развал и к власти пробираются бандиты, евнухи и они слушают женщин, банкиров и торговцев.

Кавадзи вспомнил разговор с молодой служанкой. Она уже знала! Она предупредила его... но он не понял. И прежде, когда в его доме служила, была фамильярна с ним. Полагала, что ей все дозволено. Пришлось жене ее уволить. Кавадзи не поверил вчера, вернее, подумал, что она не то сказала, не так выразилась по простоте и безграмотности.

Кавадзи все же еще крепок и непоколебим. Он верен тенно, шогуну, канцлеру и правительству. И всем законам и обычаям страны, в которых воспитан. Он не испуган. Он докажет свою честность делом. Японию надо открывать. Дороги в мир надо прокладывать, какие бы подозрения ни состряпали покровители мелких доносчиков. Кто-то из реакционеров пустил слух, а высшие метеке сами перепугались? Может быть, так. Какие бы ни сеялись слухи, какие бы ни возникали домыслы, Кавадзи верен. Полоумные реакционные князья беснуются, а втайне сами мечтают об американском виски, золотых долларах... и будущих путешествиях в Европу.

Кавадзи и Чикугу но ками сидели за бумажной перегородкой в Управлении Западных Приемов, слушая разговор Накамура с американцами. Кавадзи выпускал из свитка бумагу и столбцами, кистью записывал все сам, как добросовестный чиновник. При этом думал: «Мы – японцы – не меняемся. Остаемся такими же, как в Нагасаки в первые дни переговоров. И такими навсегда останемся, хотя подписали три трактата, сроком до детей и внуков, иностранцы понимают это выражение, как «на вечные времена». Саэмон искоса взглянул на красавца князя. Тот сидел в гордом спокойствии.

Губернатор Накамура добыл важные сведения об американцах, о чем уже доложил. Это удивительно, чудесно. Теперь послушаем, как он сможет воспользоваться. Кавадзи ждет. Ведь Тамея его выученик, приверженец и верный друг, что и доказал.

– Мистер Рид, кто назначил вас консулом? – спросил Накамура.

Эйноске переводил. Там же второй губернатор Исава-чин и еще двое переводчиков.

– Меня назначила Америка! – ответил Рид.

– На какую должность и куда?

– Консулом в Японию. В открытые порты.

– Пожалуйста, бумаги.

Разговор, происходивший за перегородкой, походил на допрос.

Эйноске еще что-то спросил у американца. Тот ответил. Объяснения затягивались.

– Он сам себя назначил, – наконец сказал Эйноске.

– Бумаги еще не были готовы. Но посланы мне вслед. Направление консулом в Хакодате, и по совместительству возлагается обязанность консула в Симода.

Это теперь известно.

– Мистер Рид послан Америкой сюда или в Китай?– вдруг спросил Исава-чин.

Американец, кажется, обиделся. Но сдержался. Обижаться тут нельзя; наверное, он это понимает. Одно из двух: или с выгодой торговать, или обижаться.

За бумажной перегородкой, под одной крышей с американцами, так сидел Кавадзи и все писал. Иногда чиновники приносили ему и князю короткие записки губернаторов.

После первого визита торговцев алкоголем к властям Симода японская морская полиция окружила на лодках шхуну «Пилигрим». По приказу Накамура американцев с «Пилигрима» и «Кароляйн» не пускали друг к другу, чтобы моряки Варда не выболтали, куда и с кем пойдут из Японии. Чтобы не дошло до Франции. Кроме того, надо было держать торговцев виски под арестом. Тут произошли особые события, в которых Накамура и Мариама Эйноске выказали себя отличными детективами.

Замечено, что американцы с «Пилигрима», желавшие открыть в городе грогхауз, любыми средствами стараются снискать расположение местных властей. Русские и американцы с «Кароляйн» затеяли устроить праздник в храме Гекусенди. Это им разрешено, тем более что все принадлежности алтаря и статуи уже вынесены из храма. Посьет спросил, можно ли съездить на «Пилигрим», купить там виски, вина и шампанского для приема гостей.

Американским морякам иногда удавалось обменяться новостями. Например, на шлюпке, шедшей с «Кароляйн», прокричали: «Когда уходите?» – «Мы ждем военный флот. У нас виски для морских вояк. А вы?» – «А мы ждем торговый флот и китобоев. У нас чандлери для шкиперов».

Когда русские попросили позволения съездить перед балом на плавучий грогхауз, это было им разрешено. Конечно, сделали вид, что наблюдение не ослаблено, с русскими нагрянули на «Пилигрим» американцы с «Кароляйн» и некоторые там и пили, о политике не говорили. В толпе посетителей затесались японцы-шпионы, а чтобы их скрыть, дозволено было подняться на «Пилигрим» спекулянтам из города. Виски в этот вечер доставлено было и в рестораны, и в Управление Западных Приемов, и на квартиры начальства, и запас оставили для Кавадзи и Чикугу но ками.

Побывал на шхуне и Эйноске.

«Рид лжец, а не консул!» – успели сказать ему американцы с «Пилигрима».

«Как это разрешается у вас говорить так про своих иностранцам?»

«Я не зря говорю. Я надеюсь, что получу позволение торговать. А говорить у нас можно так и про своих. У нас свобода слова».

«Американский консул в Японию еще не назначен» – продолжал на борту «Пилигрима» тот самый курчавый калифорниец, который прибыл от Золотых Ворот в утро невообразимой сумятицы, происходившей в Симода, и сумел, едва его шхуна бросила якорь, добраться в Управление Западных Приемов. Теперь ему приходилось только поглядывать на красивый берег. Ждешь, что придет военный флот и торговые суда, удастся заманить матросов, и понемногу сам пьешь виски. «Всегда тот, кто спаивает, – спивается сам».

Курчавый американец, видя, как Эйноске хорошо говорит по-английски, добавил, что в газетах не объявлено и нигде не напечатано о назначении консула.

«А мы ушли из Америки позже их и знали бы...»

– О-о! – изумлялся Эйноске. – Значит, Рид самозванец?

Агенты Накамура столковались очень быстро и неожиданно для себя с японцем в цилиндре и в перчатках, которого привезли на «Пилигриме» из Америки. Тот владел японским языком и никем из американцев не мог быть понят и сразу обещал доставлять все нужные сведения.

Ему дали всего лишь одно золотое бу. Японец мгновенно спрятал монету в карман американского костюма. Бедному рыбаку и не снилось такое богатство. Такие монеты, когда он жил в Японии, наверно, приходилось видеть редко. А здесь вдруг сразу взял и решился, ответил согласием. Это, конечно, большая победа Японии. Так японец с «Пилигрима» был первым американцем, купленным японской тайной полицией.