Privatизерша - Макс Нарышкин

Ночь всегда приходит неожиданно. В ее красках трудно разобраться, ведь темно — это всегда темно, и человек никогда не знает, будет ли еще темнее. Но рассвет приходит, и каждый, его ожидающий, ждет максимального света. Так уж человек устроен. Он удовлетворен лишь тогда, когда все вокруг него лишено полутонов. Только полный доступ к видимому объекту, только всецелое обладание информацией о нем.

Шторы были плотно задернуты, и никто не мог сказать наверняка, светло ли на улице. Но из тех, кто мог задаться этим вопросом, в баре находились лишь трое. Бармен, уже уставший удивляться количеству спиртного, которое в состоянии выпить двое крепких мужиков, и самим двум мужикам, продолжавшим сидеть на одном и том же месте вот уже четыре часа кряду. Иногда кто-то из них вставал и на несколько минут покидал зал. И следом за ним тотчас же направлялся молодой человек, развлекающий себя разговором с полусонным администратором в подсобном помещении, из которого хорошо просматривался зал. Когда в уборную направлялся Арт, молодой человек поспевал вперед, заходил в туалет, проверял кабинки и выходил только тогда, когда убеждался, что в помещении пусто. Когда в комнату для мальчиков шел Игорь, молодой человек становился за его спиной и, несмотря на шутки, острота которых усугублялась пропорционально выпитому в зале, дожидался окончания процесса. Молодому человеку очень уж не хотелось, чтобы случайный знакомый хозяина вынул из-за сливного бачка какое-нибудь приспособление, способное посылать пули на расстояние, и огорошил этим всех.

— Вы сказали, что Рита изменилась, — напомнил Игорь. — Почему это произошло? Что-то действительно изменилось?

Было выше сил Арта рассказать первому встречному о визите к доктору Айзману и разговоре со Страхом. Он мог без труда поделиться историей минувших лет, раскрыть за столом с рюмками маленькие секреты «Алгоритма» и даже нарисовать схему увода с поля боя врагов. Но говорить с кем-то о своей надежде, о мечте, которую он лелеял двадцать лет, было выше его сил.

Его случайный приятель не должен касаться этой темы. Арт сам боится о ней даже думать.

— Думаю, мне предстоит сегодня это выяснить. Как говорит один мой знакомый, женщины любят меняться и создавать новые образы. Быть может, это один из этих образов, и я напрасно окошмариваю ситуацию. — Чуев посмотрел на Игоря и с иронией улыбнулся. Во взгляде его было уныние. Ироничное уныние. — Я и так вам рассказал много из того, о чем боюсь беседовать даже сам с собой. И вот я здесь. — Впервые с начала своего повествования он посмотрел на часы. — И вам кажется, что теперь мне заметно полегчает?

— Без сомнения, — ответил Игорь. — Вы передали мне частичку своей проблемы, разгрузив свой мир, я вынесу ее из бара и вскоре о ней забуду. То есть сброшу. К вам она уже не вернется. Москва — большой город. Нужно постараться, чтобы вас найти. Когда пройдет время, проблема уже не будет проблемой. Она превратится в неизвестное вам явление, и уже не будет бередить ваши воспоминания. Если же хотите совета, то извольте: на вашем месте я прямо сейчас поехал бы домой и поговорил с женой. Без скандалов. Без эмоций. Без упреков. Женщины часто не соображают, почему поступают так, а не иначе. Но всегда оказываются правы в своем выборе.

— Чем же мне отплатить вам? Вы-то мне частичку не передали, — напомнил Арт.

— Ну, может быть, в следующий раз.

— А вы уверены, что он случится? Второй раз?

— Все в этом мире случается дважды, Артур. Старики утверждают: все, что произошло однажды, произойдет и во второй раз. Что случилось дважды, будет повторяться всегда. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, можете на меня рассчитывать.

И он протянул Арту руку.

Тот кивнул и без раздумий пожал. А второй подхватил протянутый ему листок с номером телефона.

Арт не хотел возвращаться домой в сопровождении «взвода». Он мечтал теперь побыть один. Хотя бы то время, пока будет ехать домой. Возвращаться в квартиру, наполненную привычным прошлым и странным настоящим, он не мог как обычно. Это не возвращение с работы. Это должно быть его явление…

Дождавшись, когда его человек в десятый, наверное, раз проверит сортир, он выпроводил его прочь, запер дверь и бесшумно распахнул форточку.

Свежий ветер ударил ему в лицо. Подбирая полы пиджака, он скользнул по стене снаружи дома, и спрыгнул на асфальтовую дорожку. Машину его, конечно, стерегут.

Не торопясь, он прошелся дворами, и бодрствующая Москва увидела его только на Неглинной. Он уже собирался спуститься в переход, чтобы оказаться на другой стороне улицы и поймать такси, как вдруг рядом остановилась машина.

— Садитесь, пожалуйста, господин Чуев, — услышал он…

Задняя дверь распахнулась, словно врата рая, и оттуда потянуло холодком. В проеме показалось добродушное, не отягощенное плохим настроением лицо.

— Садитесь, пожалуйста, господин Чуев, — произнесли, едва шевельнувшись, губы. Ни намека на положительные или иные эмоции. С Артом разговаривал третий справа херувим на расписном потолке храма Христа Спасителя.

Вряд ли это просьба. Человека, дорогу которому преграждают машиной, долго не уговаривают. Люди в машине, несомненно, понимают, с кем имеют дело. Значит, дают понять: не сядешь сейчас — сядешь чуть позже. Но лучше бы сейчас.

Хотели бы убить — убили б. Хотели бы похитить — похитили б. И не занимались при этом глупостями на глазах свидетелей.

Арт наклонил голову и забрался в салон. Оказывается, там была не ледяная стужа, как ему показалось вначале, а домашнее тепло. В воздухе витал аромат автомобильной «вонючки». Вступив в противоречия с виски и коньяком, он усугубил неприятные ощущения. Кажется, сандал. Арт ненавидел сандал, в городах, в которые он прибывал с Ритой, первым делом выяснял, не пропитали ли его номер сандалом.

В «Бентли» сидели трое, но предстоящий разговор должен был произойти не с ними. Это очевидно. Арта повезли куда-то на юг, и через час молчания он убедился, что Третьего кольца МКАД по направлению к Рублевке ему не миновать. То-то удивится начальник охраны, когда вернется в бар, а хозяина нет. Машина перед входом — есть. А Арта — нет. Ни в туалете, ни на кухне. И владелец кабака не знает где он. И администратор не знает. Никто не знает. У Арта дрогнули уголки губ. Быть обоим битыми, быть…

— Вы не будете возражать, если мы вам глаза завяжем?

— А это не будет выглядеть пошло? Мы же не на «Мосфильме»?

— И все-таки?

— Ну так вяжите же скорее, пока охрана моя не увидела, чем это вы тут занимаетесь.

— Вы добрый человек, господин Чуев.

— А не пошли бы вы на хер?

— К сожалению, это невозможно в данный момент. Мы обязаны вас доставить к месту назначения.

Чтобы не скучать, Арт принялся читать.

Говорухин как-то сказал, что каждый культурный человек обязан знать «Онегина» наизусть. Арта это заело. По той преимущественно причине, что Говорухина любил, хотя тот и был в Думе.