Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки - Ксения Мэо

на книге. Нахожу по содержанию главы, в названии которых есть слово «письмо». Некоторые из посланий мне до боли знакомы. Ведь я выучил их наизусть, перечитывая бесконечное число раз и не веря, что их написала моя жена какому-то послу.

— Это самая заурядная приторная любовная белиберда, Ваше Величество, — досадливо произносит Аделина, стоя лицом к окну и обхватив себя руками. — Даже не понимаю, как ты мог подумать, что я пишу такое всерьёз.

— Потому что я хотел в это поверить, — слова срываются с губ прежде, чем я успеваю их осмыслить.

Мы оба замираем.

Я… хотел в это поверить? Да, чёрт возьми. Потому что ненависть была легче, чем признание правды.

Прячу книгу за пазуху. Теперь она мне точно пригодится. Делаю несколько шагов по комнате, зарываясь пальцами в волосы. Стискиваю ладонями виски.

Итак, что мы имеем? Письма, которые писала Аделина послу, слово в слово повторяют письма героини второсортной малоизвестной книжонки своему возлюбленному. Это как-то не по-королевски, что ли…

Вроде с ораторским мастерством и с эстетическими чувствами всё у Аделины неплохо. Уж всяко лучше моего. Не считая увлечения этими книжонками.

Зачем переписывать чужие послания, от которых дурным вкусом несет, как от испорченного сыра? Что-то с этими документами не так.

Нет… Это какая-то нелепая ошибка.

Гнев во мне пытается вырваться, цепляется за мысли: может, это всё ещё какая-то её уловка? А вдруг она подложила книгу заранее, предвидя разоблачение? Но нет. Это было бы слишком сложно, слишком искусно. Почва уходит из-под ног.

А если моя ненаглядная просто упражнялась в каллиграфии, переписывая письма из книги? То-то они такие чистенькие и все в завитушках.

Если письма — фальшивка, то выходит… выходит, я не просто сослал её в эту дыру, я предал её. От этой мысли внутри что-то сжимается, слишком сильно, чтобы оставаться безразличным

Но если так, то… Аделину подставили. А если ее подставили, то и приказ о ссылке в Зеленую подделала не она.

Тогда кто? И зачем?

Это мне и надо выяснить. Нужно срочно во дворец! Поймать предателя, пока он не сделал очередной ход.

Сердце пускается вскачь, как у хищника на охоте. Но тут же приходит еще одна мысль.

Ни в коем случае нельзя оставлять Аделину без присмотра. Если мои подозрения верны, то неведомый злодей стремиться избавиться от нее. И от всех, кто как-то втянут в заговор. Даже громил нанял.

А Аделина… Теперь понятно, почему она не сбежала в Инкервиль при первой возможности.

Душу затапливает злость. Но теперь это не слепая ярость на жену-предательницу, а черный клокочущий гнев — на затаенного интригана и на себя. За то, что повелся на жалкие подделки, не поверил самому близкому и родному человеку.

Если я прав, то истинный предатель в этой таверне — я.

Но это еще надо проверить. А пока… Моя жена останется тут. Пусть злодей думает, что его хитрый план еще действует.

Замираю. Вдох-выдох.

А если и нет никакого злодея, а я сейчас обманываю сам себя? Тогда императрице определенно лучше быть тут — на расстоянии от меня. Пока заговорщик думает, что его план работает, я распутаю весь клубок и доберусь до истоков.

Подхожу к Аделине, такой хрупкой и при этом такой несгибаемой, и всматриваюсь в ночь за окном.

Я облажался.

Мне это противно признавать, но я облажался так, как никогда раньше. Я видел в Аделине угрозу, заговорщицу, предательницу. Я слепо верил поддельным уликам, потому что они оправдывали мой гнев.

А теперь я стою в её комнате, в её новом доме, который она создала с нуля.

Она не сбежала. Не предала. Она выживала.

А я хотел её сломать.

Боги, насколько же я ошибался.

Меня точит червь вины. Чтобы его заткнуть, надо найти истинного заговорщика. Этим я сейчас и займусь.

— Я пойду, — бросаю хрипло.

Наверное, надо бы извиниться. Но слова — ничто без дел. Попросить прощения я успею, куда важнее — вскрыть злодея и восстановить доброе имя Аделины и ее отца.

Жена тихо отвечает:

— Я тебя провожу.

Спокойно, с прямой спиной спускается со мной в зал, потом выходит на дорогу. Она держится с поразительным достоинством и стойкостью для человека, которого еще час назад хотели убить разбойники.

Она изменилась. Повзрослела, что ли? Помудрела? Я всё диву даюсь, как она умудрилась практически в одиночку и без помощи извне поставить на ноги вымирающую деревню.

Откуда это в ней? Да, отец у нее славится умом и организаторскими способностями. Он тоже вывел доведенное до нищеты предками поместье из пике. Но у него всё же были другие возможности.

Аделина все это время не поддавалась н мои поддевки, на провокации Эгберта, шла особым путем — честным и благородным. И если когда-то меня привлекла ее красота, то сейчас я в полном восхищении от ее духа и души.

Мне, кажется, наплевать на то, как она выглядит, как одета — я чувствую, что рядом со мной стоит самая достойная императорской короны женщина. И откуда что берется?

Мы оказываемся у выхода из таверны. Аделина стоит совсем рядом, но словно за стеклянной стеной. И я ненавижу эту чертову невидимую преграду между нами.

Я вижу, как она дышит, как тонкая ткань её платья поднимается и опускается в такт вздохам. Её губы чуть дрожат — то ли от холода, то ли от напряжения.

Вокруг неё разливается слабый аромат трав и древесной золы, пропитавшей стены таверны. Но под ним — её собственный запах, лёгкий, тёплый… чертовски родной.

И я больше не могу.

Срываюсь.

Резко поворачиваюсь и притягиваю Аделину к себе. Она не сопротивляется. Смотрит непонимающе огромными глазами. А я всматриваюсь в её манящие губы и меня срывает. Я с упоением впиваюсь в них страстным, горячим поцелуем.

47

Я застываю, захваченная бурей чувств.

Губы Эдварда обжигают меня сильнее, чем огонь его драконьего дыхания. Этот поцелуй — нежный и требовательный, властный и глубокий. В нём нет ни капли сомнения. Он берет своё, и мое тело — предательски — отзывается на этот напор.

У него сильные руки, он держит меня так, будто я его и только его. Словно в мире нет ни лжи, ни предательства, ни разлуки — только он и я, растворённые в этом мгновении.

В голове звенит мысль, что я не должна так реагировать. Надо хотя бы сделать видимость сопротивления. Мне нужно оттолкнуть его, сказать что-то резкое.