Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин

— Спустились бы, ваше превосходительство, да попробовали сами, чем подгонять!

— Ну-ну, поговоришь у меня! — слышалось в ответ от Рутковского. — Ишь наловчились! Самого командующего одергивают!

На четвертый день работа в галерее вовсе прекратилась. Командующий вызвал инженера. Тот удрученно сообщил:

— Задыхаются саперы, воздуху совсем нет. Только что одного унесли санитары… Если б позволили, господин генерал-адъютант, вентилятор из Вами доставить, вот тогда бы дело пошло. Есть там, валяется на складе вентилятор системы Динендаля.

— Ну и сапер пошел: мелкий да капризный, — поморщился Скобелев. — На глазах мельчают. Однако что ж… Отправляйтесь, Рутковский, за вентилятором.

Разговор происходил в кибитке командующего. Тут же находился начальник штаба. Стоял у стола, рассматривал схему минной галереи. Едва инженер-полковник удалился, Гродеков сказал:

— Михаил Дмитриевич, давно хочу поговорить с вами об одном дельце, да все как-то некстати. А вот теперь, думаю, в самый раз. Текинцы в крепости вовсе присмирели. Никаких активных действий с их стороны. Может, попробуем еще раз склонить их к миру?

— И долго вы думали? — выпрямился и насупил брови Скобелев. — Или не надоело писать ультиматумы?!

— Ультиматумом ничего не добьешься, это верно, — согласился начальник штаба. — А вот если доктора Студитского отправим к ним в крепость…

— Убирайтесь вы все вон со своим доктором! — вспылил командующий. — Слышать не могу этого имени. Недавно ему простил его связи с текинским ханом, а вы его опять — к текинцам!

— Михаил Дмитриевич, не горячитесь. Подумайте лучше, какую пользу может оказать нам связь доктора с текинским ханом. С помощью того хана Студитский и других предводителей уговорит на перемирие.

— Да они этому доктору сразу кишки выпустят. Не думаю, чтобы дальше этого дело пошло.

— Студитский сам в крепость просится, господин генерал. Добровольно.

— Сам? — не поверил Скобелев. — Ну, это уж чересчур! Просто наш герой сидит в Вами и не знает подлинной обстановки. Да и что значит "сам", когда есть еще и "сама"! Она мне за Петрусевича грозит. А если убьют и капитана Студитского, Милютина на весь мир меня ославит. Нет, не хочу с ними связываться. Они, анафемы, туркмен раненых рядом с солдатами на кроватях держат, а я к их помощи прибегать должен! Ну так вот, Гродеков, плевал я на доктора и на его услуги. Крепость будем взрывать. Взрыв услышит не только Азия, но и вся Европа. Вместе со взрывом прогремят и почести. А если мира начну добиваться, всякий сопляк, не говоря уже о господах столичных, трусом меня назовет.

— Жаль, господин генерал-адъютант.

— Что жаль? Что жаль, Гродеков?! Я вижу, вы тоже на куропаткинскип лад запели. Он-то, видишь, как ловчит. И форму своим ханам пожаловал, и на охоту с ними ездит. А я понимаю так: ни в коем случае нельзя панибратствовать русскому офицеру ни с ханом, ни с джигитом. Англичане вон как ведут себя в Индии да Афганистане. У них самому дрянному солдату раджа поклоны шлет. А у нас! Тот же самый О’Донован сплетни опять распустил, дескать, Россия никогда не сможет стать колониальной державой, ибо ее солдаты вместе с бедными дехканами у дороги водку пьют. Вот ведь шельма, какое обобщение нашел. И если подумать да взвесить — прав англичанин… Ладно, Николай Иваныч, закончим пустой разговор, дела ждут.

Через три дня полковник Рутковский с солдатами привез из Вами вентилятор Динендаля — огромную четырехлопастную вертушку с рукояткой. От лопастей — кожаный рукав с раструбом на конце. Приволокли солдаты "игрушку" к минной галерее, опустили рукав вниз, принялись вращать рукоятку. Саперы внизу ожили, заработали лопатками. Загудел вентилятор, ни днем ни ночью не переставал вертеться. И опять командование зачастило к минной галерее. Защитники крепости стали появляться на стене, начали прислушиваться и приглядываться к "шайтан-машине"…

XVII

Зимние сумерки сгустились быстро, утонули во тьме синие Копетдагские горы. Покрылась тьмой пустынная равнина. И траншеи царских войск спрятались в темноте. Лишь время от времени вдалеке высвечивали огоньки, когда солдаты закуривали. Потонула во мраке и крепость.

Ровно в полночь, когда прокричал в крепости первый петух, незаметно текинцы слезли со стен, одолели ров и поползли к первой параллели траншей. Ни звука от них: только легкий шорох одежды да прерывистое дыхание. В солдатские окопы ворвались одновременно — по всей параллели. Грозный клич, крики, смертельные стоны, запоздалая стрельба — все смешалось в темноте ночи. Туркестанцы не успели и опомниться, как были смяты. Сокрушая на своем пути все, что попалось под руку, джигиты прорвались к батареям и здесь вступили в рукопашную. Несколько человек схватили горное орудие и на своих плечах утащили его в темноту, к крепостной стене. Другая группа текинцев подхватила ящики с гранатами. Человек десять ворвались в блиндаж, здесь располагался штаб Апшеронского отдельного батальона — схватили зачехленное знамя. Закипевший бой, в котором трудно было понять что-либо, посеял панику во всем скобелевском лагере. Грохнули орудия на Ставропольском редуте. На крепостцах засветились лампы Шпаковского, направляя лучи на траншеи. Начался артобстрел Денгли-Тепе. Но поздно спохватились скобелевцы. Текинцы с такой же молниеносной быстротой бежали из траншей, уничтожив несколько десятков царских солдат. К рассвету захваченная пушка стояла на Денгли-Тепе и возле нее суетились джигиты. Тут же развевалось захваченное знамя 4-го батальона. Но уставу воинская часть, потерявшая знамя, подлежит расформированию. Как только о потере знамени узнал Скобелев, отдал распоряжение: апшеронцев разделить по соседним частям и вывести на передовую линию, дабы искупили кровью свой позор. Командующий был потрясен.

— Вот как приходится расплачиваться за полумеры! — сказал Куропаткину.

— Ничего, ничего, генерал, — успокоил его тот. — Надо поскорее "распечатать" крепость, тогда все встанет по своим местам.

— О чем ты говоришь, полковник, помилуй! — одернул Куропаткина командующий. — Как ты ее теперь "распечатаешь", когда текинцы вентилятор сломали. Поломали и на полдороге бросили.

— Вот ведь нелегкая, — вздохнул Куропаткин. — Впору хоть о мире затевай с ними переговоры. Может, и впрямь пошлем доктора Студитского в крепость? Мне Гродеков говорил о вашей с ним беседе.

— Не заставляй меня лишний раз ругаться, — попросил Скобелев и отвернулся.

— Ну что ж, прости, господин генерал, — обиженно проговорил Куропаткин и ушел.

Тотчас он заглянул в штабную кибитку к Гродекову.

— Ну что ж, Николай Иваныч, в самый раз навестить графиню.

— А Скобелев?!

— Что Скобелев… Мы ее попросим, и она уговорит его, чтобы послал капитана в крепость. Собирайтесь.

До Ольгинской позиции ехали на конях. Здесь поручили лошадей ординарцам и направились к шатрам Красного Креста. В одном проходила операция. Медики были там и графиня тоже. Пришлось подождать. Но вот она вышла.

— Елизавета Дмитриевна, нижайший поклон вам, — поклонился Гродеков и потянулся к ее