Демоны Дома Огня - Александра Груздева

– Ты был женат? Помолвлен? – робко спросила она, вспомнив кольцо, которое он носил на шее.

– Это? – Из ворота рубашки он достал цепочку. Подсветил сигарой бриллиант, камень отозвался, брызнул сотней разноцветных искр.

– Огранка «ашер», – машинально заметила Ада и смутилась, что в такой момент думает о бриллианте больше, чем о разбитом сердце Ашера.

– На. – Он дернул цепочку и, когда та порвалась, протянул кольцо Аде. Она приняла его в раскрытую ладонь. И вместо того, чтобы рассмотреть поближе или, чем Бог не шутит, примерить, медленно сжала его в кулаке, стараясь впечатать в кожу все грани первого в своей жизни бриллианта.

– Почему ты оставила меня? – отчетливо произнес он, глядя Аде в глаза. Именно этот вопрос ей всегда хотелось задать матери. Ада часто думала об этом. И сейчас, сжимая в руке чужое обручальное кольцо, думала о своей матери, у которой, может, даже простенького колечка никогда не было. «Почему ты оставила меня?» – спросила бы ее Ада с порога. Ее матери просто повезло, что не пришлось отвечать на столь сложный вопрос. Ашер словно прочел ее мысли.

Ашер вдруг припал губами к ее сомкнутым пальцам. Она робко щекой потерлась о его волосы, поцеловала в макушку, как матери утешают расстроенных детей.

Ада спросила шепотом:

– Что с ней случилось?

И он так же тихо ответил. Его слова прозвучали как шелест набежавшей и отступившей перед земной твердью волны:

– Она умерла.

– Как ее звали?

Он долго молчал, будто не решался доверить Аде ее имя:

– Амрита. Верни, – потребовал он кольцо обратно и протянул руку. Ада не стала возражать.

– Мне все говорили, что нужно забыть ее, – вновь раздался хриплый голос Ашера. – Хотя я не понимаю, почему перед лицом смерти ее нужно забывать, когда я помнил о ней перед лицом вечности. А может, они и правы – душу не должны удерживать незавершенные дела… Почему-то мне всегда казалось, что я снова встречу ее. Узнаю в любом обличье. Ведь Закон вечной любви существует и выполняется… Но, сколько бы я ни искал, она ускользает от меня, как тень. Она прячется от меня в Бронзовом дворце, перебегая из комнаты в комнату, таясь за колоннами, застывая на постаментах в образе статуй. Она одна, и я один. Почему же нам так трудно встретиться в этом проклятом мире? – почти рычал он.

И Ада поняла: он зол на весь мир. Он в бешенстве. Он разъярен так, что готов разрушить мир до основания. Мир, где нет его жены, его возлюбленной Амриты. Он ненавидит каждую живущую ныне женщину и ненавидит Аду – за то, что она жива, за то, что она рядом с ним. Из этого горького корня растет его жестокость. И если ты поняла его, то можешь вырваться и бежать… или пожалеть его…

Она первая потянулась к нему. Поцелуй пришелся в твердые, сжатые губы. Раньше она бы и не подумала целовать Ашера. В их отношениях он был законодателем, он был правителем. Он задавал тон, а она лишь следовала за ним. Но Ашер ответил ей. Он припал к ее губам и будто пил из них, забирая ее дыхание.

Она не ждала нежности. Останавливалось дыхание, она задыхалась в его руках. Ткань сорочки с треском разошлась под его пальцами. Песок царапал кожу, забивался под ногти. Кожа зудела, песчинки хрустели на зубах. Он языком подхватывал слезы, бегущие по ее щекам. Их соленый привкус напоминал ему вкус крови.

Ашер отстранился, тяжело дыша. А она вдруг увидела, что над ними звездное небо. Ветер унес тучи и обнажил созвездия.

– Чего ты хочешь? – спросил он. Наверное, за смелость ей полагалась награда.

– Хочу проснуться рядом с тобой… – Она сама не поняла, зачем его об этом просит.

Но он неожиданно согласился:

– Хорошо, остаток ночи мы проведем вместе. – И подхватил ее на руки.

В кровати он обнял ее, как океан обнимает и большие корабли, и маленькие лодки, Ада впервые в жизни почувствовала себя защищенной. Боль уходила, Ашер будто вбирал ее в себя, тело Ады словно расправлялось, становилось легким, невесомым. Запах Ашера – сигар и миндаля – дурманил голову, усыплял. «Осторожно, не влюбись», – предупредила она себя, но, наверное, предупреждать уже было поздно.

Сон рядом с Ашером был страшен. Кровавые куски мяса. Лохматые раны. Срезанная полосками человеческая кожа. Глаза, вытекающие из глазниц. Бег до изнеможения, до режущей боли в подреберье. Но даже тогда, когда силы на исходе, ты не можешь остановиться, не имеешь права. Тонкий свист копья, вспарывающего воздух. На адреналине ты не чувствуешь боли, ты еще бежишь и даже не думаешь о том, что твой бег скоро прервется. Холод рождается внутри. Движения замедляются. Тело охватывает паралич. Ты падаешь лицом в жидкую грязь. Рот полон кислой земли. Копыто животного ступает тебе на поясницу, ноги пешего воина переступают через тебя. Тяжелый сапог наступает на голову и проламывает нежную височную кость, как новорожденную ореховую скорлупку. Тишина, чернота. Но ты не умираешь. Ты лежишь с раздавленным черепом, с мыслями, вытекающими в грязные лужи, под ноги бойцам, но почему-то не умираешь.

Ада очнулась от кошмара, села в постели. Ее била дрожь, тонкое одеяло подлой змеиной кожей сползло на пол. Ногтями она впилась в колени. Стойкое ощущение чужих образов, не принадлежащих ей мыслей осталось в памяти, как мутные следы пальцев на чистом стекле. Она все еще чувствовала запах крови и сырой после дождя земли. Как затравленный зверь, которого хищник гнал несколько часов, но вдруг по милости неба отпустил, она оглянулась и натолкнулась на непроницаемый взгляд Ашера. От этого мужчины нечего было ждать сочувствия.

– Поэтому я и не сплю рядом с женщинами, они начинают видеть мои сны, – сказал он.

Элен была одной из многих женщин в жизни Ашера Гильяно. Наверное, не слишком лестно быть «одной из многих», престижнее быть первой или последней. Одна открывает тебе глаза на мир, другая – их тебе закрывает. Но она была именно «одной из многих». А что в ней было такого особенного, почему Гильяно ее заметил – непонятно… Почему Ашер следил глазами за этой девушкой в сером переднике из темного захолустного бара, пропахшего соленой рыбой и пивом? Она была похожа на призрак. Бывают призраки замков, кораблей, старых особняков, даже парков, а она была призраком бара. Среди живых потных мужиков скользила бесплотным созданием с прозрачными пальцами, унизанными, как перстнями, массивными ручками пивных кружек.

Ашеру все не давали покоя ее туфли. Мягкие как чешки, ободранные на носках, стоптанные балетки. Трудно было сказать, какого они были цвета раньше. Но теперь уже – никакого. Цвет не держался на них так же, как румянец – на ее щеках. Она лежала в постели, он сидел на краю, держа в руках ее туфлю, разглядывая нищую обувку, как археолог – ископаемую древность. А та и была древностью: туфли достались Элен в наследство от матери, а той – от бабки, светловолосой славянки с зелеными глазами. Изумрудные глаза бабки через поколение стали прозрачными, с едва заметной прозеленью. На свету казалось, что у Элен пустые рыбьи глаза. А волосы, будто обиженные, свисали вдоль лица. Тонкие черты лица, проведенные смелой кистью, кожа – рисовая бумага, молочные руки, которые на солнце казались еще белее, чем в тусклом свете подвала. Сирота, как водится. Только сироты могут быть печальными без особой причины. И тогда он впервые почувствовал, как волны нежности и пронзительной жалости к этому призрачному существу прокатывают у него под сердцем.