Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов

Или это так заблагоухали пожелавшие поваляться на песочке жизнелюбивые некогда киты?

Теперь вскочил Куропёлкин. Криком, с боцманским оснащением смысла, почему-то он обратился именно к негру. Будто тот был самой существенной личностью на палубе.

— Назад! Назад! Стоп машина! Полный цурюк! Полный назад! — кричал Куропёлкин. — Там рашен субмарина… Атом!.. «Волокушка»!.. Я боцман «Волокушка»! Она буль-буль и на дне… Я один… уан… всплыл… Туда не надо!

И Куропёлкин движением рук (артист Верчунова!) показал публике, как происходило «буль-буль» и каким вышло его восхождение от пострадавшей субмарины к поверхности океана.

Что он так взволновался? Отчего потребовал от негра полного цурюка и перемены курса? Зачем снова начал нести бред про субмарину «Волокушка»?

Стало быть, в нём не утих фанфарон и бахвал. Это одно.

Но вдобавок, что удивительно, ему вдруг стала противна вонь, какую он выдержал у Берега Китов, а она, по предчувствию Куропёлкина, должна была только усилиться. К тому же получалось, что он был причастен к этой вони и теперь будто бы угощал ею приютивших его женщин, а двух из них чуть ли не довёл до рвоты. Нехорошо как-то выходило…

— Уес, — сказала безусловная рыжеволосая, с глазищами, Фара, по Куропёлкину. — Рашен субмарина «Волокушка»?

— Уес! Уес! — подтвердил Куропёлкин. — Субмарина «Волокушка»!

Сеньорита Фара, бесаме муча, понял Куропёлкин, стала озабоченной. А может быть, её что-то и напугало.

— А вы, собственно, кто? — строго она спросила по-русски. И Куропёлкин от неожиданности не сразу понял, что именно по-русски. Если бы не ростовское хеканье («вы хто»). И если бы не украшенные для убедительности завитушками с бантиками слова из его же боцманского лексикона.

Были услышаны Куропёлкиным звуки двигателей — над водой и на воде. Они явно приближались к их яхте.

— Так хто вы? — повторила Фара. «Голос не иначе как офицерский…» — подумал Куропёлкин.

Употребление Фарой слов чужого языка, похоже, нисколько не удивило ни её подружек, ни внимательного к движениям Куропёлкина негра.

А на столике перед Фарой возникло стрелковое оружие неведомой Куропёлкину системы. С глушителем.

Его появление превратило Куропёлкина в партизана.

— Я есть боцман, то есть Старший матрос ракетного атомного подводного линкора «Волокушка», — твёрдо, с достоинством ветерана Тихоокеанского флота, произнёс Куропёлкин. — Наша субмарина по плохо объяснимым причинам потерпела крушение в здешних водах… Мне удалось спастись…

— Так, — зловеще выговорила рыжеволосая. — А на самом деле — вы кто? Говорите правду!

— Правду? — будто бы задумался Куропёлкин. — Хорошо… Их бин агент намбер зеро зеро сибен, агент МИ-6… Подробности не для вас, а для высших чинов и специалистов…

Офицер Фара снова озаботилась. И, видно, что всерьёз.

— Чтобы доложить о вас высшим чинам, в чем вы, видно, заинтересованы, — сказала Фара, — я должна знать ваше имя…

— Штирлиц, — без раздумий чистосердечно признался Куропёлкин. — Штирлиц.

— Как, как? — удивилась барышня с оружием.

— Штирлиц! — теперь уже удивился бескультурью собеседницы Куропёлкин.

Три грации на прогулочной яхте переглянулись, о чём-то потолковали, и было ясно, что ни о каком Штирлице они и слыхом не слыхали. И негр, чьи предки некогда могли проживать рядом с хижиной дяди Тома и к кому дамы обратились с вопросом, губами и глазами выразил недоумение.

Они ничего не знали о Штирлице!

(Или придуривались?)

И они верили в то, что где-то здесь, поблизости, затонула русская атомная субмарина «Волокушка»!

Стало быть, он, Куропёлкин, истинно находился теперь в параллельном мире!

Ни малейших сомнений.

Способность же здешних лунных лучей, собранных лупой в пучок, прожаривать свежую рыбу и выводить на досках слово «Нинон», отменяла и малейшие сомнения.

Но неужели в параллельном захолустье, не ведающем о Штирлице, были обязательны — невыносимый штиль, валяющиеся на песке киты и вызывающая рвоту вонь?

Вертолёт уже завис над яхтой с Куропёлкиным.

И тут произошло неожиданное для Евгения Макаровича. Его огрели чем-то тяжёлым, но не острым, тренированные руки приподняли его и понесли куда-то (Куропёлкин чувствовал себя ещё живым), а потом его, теряющего сознание, и швырнули в воду…

Нина Аркадьевна Звонкова проводила очередное экстренное совещание. Как и совещание накануне, оно было нервным.

Её приказ «Изловить и доставить!» не был исполнен.

— Где он находится сейчас? — спросила Звонкова. — Где он?

— Нам неведомо, — ответил специалист по изловлению и доставке, к кому и был обращён вопрос госпожи Звонковой.

Присутствующие напряглись. В этом «неведомо» был элемент фронды и даже проявление некоего недовольства специалиста диктатом владетельной дамы. А дама имела возможности и даже права володеть присутствующими.

— Включите экраны, — распорядилась Звонкова.

Экраны вспыхнули.

— Так где он?

— Он пропал, Нина Аркадьевна, — волнуясь, будто бы за судьбу подсобного рабочего Куропёлкина, доложил эксперт, определённый заниматься визуальным слежением за подзагулявшим в недозволенных ему пределах контрактником. — Зафиксировано затопление его плавучего средства «Нинон», приписанного к парку «Останкино» в должности скамьи садового назначения. И более он не поддавался наблюдениям. Ни днём, ни в ночную пору. Ни нашими приборами. Ни местными разведаборигенами. То есть известным спецслужбам известной державы.

— Так, — произнесла Звонкова. Теперь уже без пугающих мелких тварей интонаций, а деловито и сухо. — К визуальным наблюдениям мы ещё вернёмся. Сейчас жду аналитического разбора всевозможной информации о нашем сотруднике. В прессе, в телевидении, в сплетнях, в слухах, в зачатках будущих легенд.

Встал аналитик чрезвычайных случаев.

— Возможно, что гражданин Куропёлкин всё ещё жив и находится где-то поблизости от западного побережья Флориды. И в других местах он наследил, то есть оставил на воде пузыри с запахами. Но наиболее ценным свидетельством его присутствия после утопления «Нинон»…

— Прекратите упоминать «Нинон»! — приказала Звонкова.

— Извините… — растерялся аналитик. — После, значит, утопления… является акула… Да, уничтожена акула, метавшаяся возле здешних пляжей с открытой пастью. Позже выяснилось, что голубая шестиметровая акула металась не в поисках жертв, причиной тому были её страдания. Акула не могла сомкнуть челюсти. Их, нижнюю и верхнюю, пронзил и сковал странный предмет. Туземцы, даже и из спецслужб, так и не поняли его назначение. Нам же очевидно, что это — весло гипсовой девушки из Останкина, стоявшей рядом с упомянутой уже парковой скамьёй… Мореход Куропёлкин использовал это весло по назначениию…