Подари мне все рассветы - Мэри Бэлоу

Поэтому, хотя она флиртовала и с полковником Леру, и с капитаном Блейком, хотя она спровоцировала Роберта на неприличную сцену в садике, чтобы убедиться, что такое возможно, и хотя она уже начала намекать полковнику, что внимание к ней капитана Блейка становится утомительным, она была вынуждена скрепя сердце воздерживаться от осуществления задуманных планов.

Неприличная сцена в садике оказалась настоящим испытанием для ее нервов. Она флиртовала с ним, завела его и заставила признаться в мощном физическом влечении. А потом она позабавилась ситуацией и посмеялась над ним.

Ей хотелось сказать ему правду. Всю правду. Ей не нравилось, что он ее ненавидит. А еще меньше ей нравилось его презрение. Теперь можно было бы открыть ему правду, рассуждала она. Французы введены в заблуждение, события развиваются так, как задумал лорд Веллингтон, так что нет никакого смысла соблюдать секретность. Она могла бы обо всем рассказать ему.

Но ничего не сказала — ведь если бы он узнал правду, то узнал бы также, на какой наглый обман она намерена пойти, чтобы он мог осуществить побег, не нарушая честного слова. Если бы он узнал о ее обмане, то по-прежнему чувствовал бы себя связанным словом чести и считал обязанным остаться.

Значит, она не могла рассказать ему. Ей придется улыбаться, флиртовать и время от времени уводить его куда-нибудь, где они могли бы оставаться наедине. А также выносить ненависть и презрение, которые она видела в его взгляде.

И еще полковник Леру. При одной мысли о нем она содрогалась. Ей вспомнилось, как однажды в начале августа, после прогулки верхом с ним и еще несколькими офицерами, он помог ей слезть с коня. Когда ее ноги коснулись земли, он не отпустил ее, а улыбнулся и провел большим пальцем по ее щеке. Тем самым пальцем, которым он подал знак, чтобы прикончили Марию.

Она непроизвольно вздрогнула и увидела, как нахмурилось его только что улыбавшееся лицо.

— Марсель, вчера вечером он так же прикоснулся ко мне. Я его боюсь.

Он нахмурился еще сильнее.

— Блейк? Снова Блейк?

— Ох, извините, — с улыбкой сказала она. — Я такая глупая. Просто когда я увидела его в кабинете у генерала Валери, у меня возникло ощущение, что он меня ненавидит, что он убил бы меня, будь его воля. Но разве можно его винить? Ведь у него на глазах разрушили все его планы. А теперь он приглашает меня прогуляться и прикасается ко мне, как будто ничего неприятного между нами не произошло. Вчера вечером он сказал, что хотел бы… Ладно, мне не хочется больше говорить о нем. — Нет, скажи, Жуана, — настаивал полковник. — Что он сказал?

— Что он хотел бы… поцеловать меня, — ответила она, умышленно сделав паузу перед последними словами, чтобы можно было предположить, будто было сказано нечто неприличное. — Думаю, я умерла бы, если бы он ко мне прикоснулся.

— Нет уж, скорее он сам умрет. От моей руки, — сказал он, глядя на нее горящими глазами. — Я его посажу в камеру. Немедленно. Его поведение просто невыносимо.

— Не надо! — Она схватилась за его рукав. — Он дал слово чести, Марсель. Вас ведь тоже обязывает обращаться с ним любезно и не ограничивать его свободу, если он не нарушает своего обещания. А он ничего такого не сделал… пока.

— Если он хоть пальцем тронет вас…

— Я скажу вам, если он станет неуправляемым. Но думаю, что такого не случится. Он все-таки джен… Нет, и джентльменом он не является, не так ли? — Она улыбнулась. — Ничего не случится, Марсель. Забудьте о том, что я вам по глупости наговорила, — попросила она, прикоснувшись к его руке.

Планируемый разговор она завела значительно раньше. Но ей пришлось в срочном порядке придумывать объяснение дрожи, которую она не смогла сдержать, когда полковник прикоснулся к ее щеке. Матильда продолжала ворчать и категорически отказывалась бросать свою хозяйку на произвол судьбы. Придется ее уговорить выехать завтра. Жуане оставалось надеяться, что она без труда найдет Дуарте и что он сможет выполнить почти невыполнимую задачу, которую она на него возложила.

Она даст ему три недели. И отправит последнее послание с Матильдой. Три недели. Слишком долго. Ей хотелось начать действовать немедленно. И хотелось, чтобы все завершилось за несколько дней. Но возможно, ему потребуется все подготовить. Не следует торопить, потому что операция, судя по всему, будет очень трудной. Придется дать ему три недели.

— Не тревожься, Марсель, — сказала она и, взяв себя в руки, наклонилась к нему. — Для защиты у меня есть вы и десятки других офицеров, к которым я могу обратиться за помощью. Но прежде всего вы. Поговорив с вами, я словно тяжесть с души сняла.

— Жанна, — сказал он, не отрывая взгляда от ее губ, — вы знаете, что для вас я готов сделать все, что угодно.

— Правда, Марсель? — с улыбкой проговорила она и медленно провела по губам кончиком языка.

Ей показалось, что он ее поцелует, и она застыла в напряжении. Но он лишь поднес к губам ее руку.

— Когда-нибудь я докажу вам это.

Она окинула его мечтательным взглядом.

-Ты. — Антонио Бекер ткнул толстым пальцем в сторону Дуарте Рибейру. — Ты один. Остальные пусть ждут здесь.

Дуарте окинул взглядом десятки людей из своей группы, которые сопровождали его до границы, где он должен был встретиться с испанскими партизанами. Почти все они казались разочарованными. И все в упор смотрели на него, как будто усилием воли хотели заставить повлиять на испанца, чтобы тот изменил свое решение.

— У нас намечается боевая операция, — объяснил Дуарте, передернув плечами. — Мы готовы принять на себя все связанное с предстоящим риском. От вас нам требуется только разрешение укрыться на вашей территории примерно на пару недель.

— Ты. — Бекер повторил слово и сопровождающий его жест. — Ты один. И забудь глупую болтовню о том, что вы все сделаете без нашей помощи. Как вы проберетесь в Саламанку? А? И как найдете людей, которых ищете, когда окажетесь в городе? Как вы потом выберетесь оттуда? — Испанец сделал паузу, чтобы сплюнуть на пол. — Не хотите ли вы дать французским свиньям устроить оргию пыток? — Он с усмешкой взглянул на португальца. — Одиннадцать жертв? Не говоря уже о вашей сестре. Она для них будет особенно лакомым кусочком.

Дуарте облизнул пересохшие губы.

— Мы придумали опасный план, — сказал он. — Дерзкий — на грани безумия. Если уж и будут жертвы, то пусть они будут из числа наших людей. Я не хочу подвергать опасности ваших людей ради того, к чему они не имеют никакого отношения.

Испанский партизан снова усмехнулся.

— Ваш план имеет целью спасти одного из их пленных? — спросил Бекер. — А заодно и одурачить их? Значит, он является и нашим делом. И нашим удовольствием тоже. А опасность? — Он пожал плечами. — Что означает немножко опасности, если в результате можно получить большое удовлетворение?