Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Мари Варей

поворачивается ко мне и замечает, что на мне ничего нет. Его глаза подергиваются дымкой желания. Но он не двигается, просто смотрит на меня. Наши лица в каких-то сантиметрах друг от друга, и я впервые замечаю, что у Джереми вокруг зрачков тонкие светло-серые кольца, которые потом растворяются с прозрачной голубизне, напоминающей горное озеро. Глупо, но это маленькое открытие вызывает у меня желание улыбнуться, словно Джереми только что доверил мне сокровенную тайну. Я стягиваю с него футболку, потом расстегиваю его джинсы. Он не сопротивляется. Он не прикасается ко мне и не сводит с меня глаз, возможно, пытаясь углядеть первые предвестники панической атаки. Тишина нарушается только пением птиц, шелестом леса и учащенным дыханием Джереми. Он осторожно касается моего бедра. Вздрагиваю. Он хочет отстраниться, но я удерживаю его руку и прижимаю к своей коже.

– У нас есть время, – тихо говорит Джереми. – Нам необязательно торопиться.

Не отвечаю. Закрываю глаза и целую его, заглушая тревожный звоночек в голове, предупреждающий об опасности и требующий, чтобы я вернула на место колючую проволоку. Я говорю себе: «Это всего на один раз». Я хочу быть нормальной девушкой, с которой никогда ничего не происходит. Девушкой, у которой эта ночь станет самым ярким воспоминанием года. Джереми отвечает на поцелуй и притягивает меня к себе, не с вчерашней жадностью, а осторожно, словно хрупкую фарфоровую куклу. Меня охватывает жар. Снаружи начинается дождь, и палатку наполняет стук капель. Тревожный звоночек у меня в голове постепенно затихает, а потом умолкает и вовсе.

Дневник Алисы

Лондон, 5 мая 2012 года

Ночью у меня начались судороги. Было так больно, что я проснулась, а утром обнаружила на трусиках два коричневых пятна. Одно меньше, другое больше. То, что больше, формой напоминало Турцию.

Я плакала только по дороге в клинику. Оливер велел мне успокоиться, мол, Долорес предупреждала о том, что может начаться кровотечение. Может, ничего страшного не произошло.

Ей пришлось трижды повторить ему, что твое крошечное сердечко больше не бьется. Я ничего не ответила. В глубине души я уже это знала.

Вчера я впервые услышала стук твоего сердце. Теперь я знаю: так ты прощалась. Ты ушла из жизни в полнейшем молчании. Никто, кроме меня, никогда тебя не узнает. Я ненавижу свое тело, которое не смогло тебя сохранить.

Оливер прагматично спросил, когда мы можем попробовать еще раз.

А я… я молчала. Я не могла подобрать слов, чтобы описать горе, которое испытываю. Пусть и пыталась.

Мне бесчисленное количество раз говорили, что каждая четвертая беременность заканчивается выкидышем. Интересно, чувствует ли каждая четвертая женщина то, что сейчас чувствую я: будто от моего сердца откололся осколок (на нем выгравировано твое имя, которое никто никогда не узнает), и что частичке меня, лишенной своего солнца, всегда будет холодно.

* * *

Открываю свои глаза. Сегодня мы уезжаем. Три последние ночи я провела с Джереми.

Я осознаю масштабы своей ошибки, когда чувствую сожаление из-за того, что этот дурацкий семинар закончился. Следовало остановиться на одной ночи, но в объятиях Джереми я спала как младенец – то ли из-за прилива эндорфинов, вызванных сексом, то ли из-за одного его присутствия. Теперь я возвращаюсь в реальность. То, что произошло в Плудереке, должно остаться в Плудереке. У меня появились прекрасные воспоминания – почти как сувенир, который можно засунуть между праздничным фотоальбомом и пластиковой Эйфелевой башней.

Встаю и тихонько одеваюсь, стараясь не разбудить Джереми. Потом на цыпочках трусливо иду к выходу из палатки.

– Что ты там крадешься, как воришка? Уверена, что не хочешь поговорить?

Вздрагиваю. Вот невезение! Джереми лежит, приподнявшись на локте, и с непроницаемым видом наблюдает за моей попыткой побега. Мне ничего не остается, кроме как остановиться. Мы молча смотрим друг на друга. Мне кажется, что пытливые голубые глаза Джереми видят меня насквозь.

– Тебе решать, – говорит он. – Скажи, что нам делать?

Делаю глубокий вдох. Как бы мне хотелось, чтобы все было просто! К сожалению, это далеко не так.

– Все было очень круто… – начинаю я.

(К счастью, мы в палатке, иначе я бы побилась головой о стенку за то, что ляпнула такую глупость.)

– Но?

– Но мне не нужны отношения.

– Как скажешь. Но если однажды вечером ты заскучаешь, мой номер у тебя есть.

У меня щемит сердце, потому что под этой видимой непринужденностью звучит что-то похожее на разочарование.

– А может… – Я замолкаю.

Джереми поднимает бровь, пока я обдумываю своего рода компромисс.

– Зои проводит с тобой каждую вторую неделю, верно?

– Не вижу связи, но да, так и есть.

– Мы могли видеться раз в две недели, когда Зои нет. По четвергам.

– По нечетным неделям в четверг? Ты серьезно? – с весельем в голосе повторяет Джереми.

– Если хочешь, можно выбрать любой другой день недели. При условии, что будем придерживаться договоренности.

В моей голове это предложение звучало вполне логично и разумно, но, произнеся его вслух, я поняла, что ему не хватает некоторой спонтанности.

– И еще: любой из нас может прекратить это в любой момент. Простое сообщение: «Стоп». И не надо ничего объяснять.

Джереми некоторое время молчит. Потом открывает рот, словно собираясь что-то сказать, и снова закрывает. Вытягивается на постели, заложив руки за голову.

– Хорошо, тогда в четверг раз в две недели.

– Да, по нечетным неделям.

Джереми улыбается, но эта улыбка не достигает его глаз.

2019 ВЕСНА

Порой я так устаю, что думаю сдаться,

Порой мир так хмур,

мне совсем не хочется просыпаться,

А потом я слышу ее – мелодию.

Все вокруг говорят:

это шелест ветра в листве, но

Я слышу музыку,

которая звучит для меня одной.

Скарлетт С.-Р. и «Синий Феникс». «Не переставай верить в меня»

Отправитель: Эрика Спенсер

Получатель: Алиса Смит

Дата: 2 марта 2019 года

Тема: (без темы)

Алиса, здравствуйте.

Я провела небольшое расследование и выяснила, что теперь вы работаете в Париже, в стартапе под названием «ЭверДрим».

Я жду вашего звонка. Даже у моего терпения есть границы, и вы их достигли.

Эрика Спенсер

Дневник Алисы

Лондон, 8 мая 2012 года

Дорогой Брюс!

Я переживаю тяжелый период, но, кажется, мне понемногу становится легче. Долорес говорит, что я скорблю.

Мама звонит мне по три раза на дню. Она не смогла приехать из-за проблем со здоровьем, но зато вчера приехала Скарлетт.

Они с Оливером решили сделать мне сюрприз. Не знаю, кому из них двоих принадлежала эта идея, но мне повезло, что они есть в моей жизни. Скарлетт доверила своего кота, Дэвида Боуи, подруге (они с Алехандро расстались) и прилетела первым же самолетом. И судя по всему, категорически отказалась, чтобы Оливер оплатил ей билет.

Я открыла дверь и увидела Скарлетт, она стояла на пороге в своих ярко-желтых конверсах и рваных джинсах. Скарлетт раскинула руки в стороны, и я кинулась в ее объятия. Не знаю, кто из нас расплакался первым.

Пока я рыдала на диване, Скарлетт приготовила мне чай, а потом сидела рядом и подавала мне салфетки, повторяя, что ей очень жаль, что это несправедливо. Потом обняла меня и принялась укачивать. Она не пыталась придумать рациональные аргументы, чтобы меня успокоить, не стала приводить статистику удачных ЭКО, рассказывать о том, что каждая четвертая беременность заканчивается выкидышем, или о том, после выкидыша на какой недели родители имеют право грустить, потому что эмбрион уже был «настоящим» ребенком. Она даже не сказала, что я ни в чем не виновата, потому что знала: это равнялось бы признанию того, что у меня есть причина чувствовать себя виноватой.

Она гладила меня по волосам, напевая песню, которую написала в самолете специально для меня. Эта песня полна любви и нежности. Она начинается неторопливо, но постепенно разгоняется, становится интенсивнее и ритмичнее и заканчивается взрывом. Сначала