Барон по призванию. Путь дворянина - Владислав Игоревич Миронов

одежды и, судя по твоему телосложению, питание в лучшем случае через раз. Даже если ты действительно считаешь жестокую столицу своим домом, что же ты не сказал об этом мне? Почему просто бежал?

Ренфилд промолчал. Ясно было, что он просто шел на поводу у старшего, не думая о последствиях.

– Ладно, с тобой разберемся позже. Теперь тебе нельзя обратно и придется думать о новой жизни. Возможно, в Эгте. Весной можешь отправиться в Мэри-Ферэ на юге, там всегда есть работа на сезон. Что касается моего плана – я еду к родне. Потом уеду, из Эгте сплавлюсь по реке до порта Лангбут и уплыву на материк. Там стальная рука Манаэлей меня не достанет.

Лиам сложил руки на груди и деловито перекинул трубку из одного уголка рта в другой:

– Так значит, ты сдался, геноззэ?

– Что значит сдался?

– Тебя оклеветали, обобрали и самым наглым образом оставили с голым задом, а ты ничего с этим не сделаешь?

– Ты не понимаешь, Лиам. Это не драка пебелей за бабу, это политика. Неугодные фигуры убирают с шахматной доски любыми способами, и мне еще повезло выбраться из этой истории живым. Ты думаешь, я просто так распинаюсь? Я ведь тоже стал жертвой этой ужасной войны: в самом начале я потерял жену и сына. Я просто оставил их одних в замке, а когда вернулся – их уже не было. Я даже отомстить не смог, не смог отыскать виновного, потому что отправился воевать по приказу короля, отодвинув личные беды на второй план. Я отдал королевству все, что у меня было. Все – кроме жизни. Пока что. И вряд ли я смогу когда-то исправить положение: вернуться в дворянскую ложу совсем не просто, особенно с клеймом предателя. Да, если честно, мне это не особенно и нужно. Мои жена и сын погибли много лет назад, мои друзья остались в Кронфесте: один – священник, другой – на службе короне. Если с первым я уже попрощался, то второму до меня просто нет дела, так что меня уже ничто не держит в Гроссгриндии. В свое время я многое сделал для Фестунга и бесчисленного количества начальников. Для моего владыки, для владыки моего владыки, и для его владыки, и для его владыки… Сколько бы я ни воевал, сколько бы врагов ни перерезал, все одно каждый печется о своей личной казне и готов отдать бесчисленное количество пебелей или младших чинов на растерзание другим таким же мобам и мелким дворянам за золотую монету. Вся эта куча алчного навоза, называемая Фестунгом, переходит в наследство вот этим вот. – Рейнер обиженно ткнул пальцем в бледную худую фигуру Ренфилда. – Пусть они разгребают.

– Скоро нечего будет разгребать, – снова взял слово Лиам, – разве ты не слышал, что говорил святой отец Весьян? «Грядет конец всему сущему: деревья падут в огненные расселины, вода испарится, а люди примутся грызться друг с другом за остатки припасов».

– Да не будет никакого конца света! – всплеснул руками Северин. – Это лишь повод к захватническим действиям, что называется, казус белли. И проклятый «Стальной поход» длится уже шестнадцать лет! Шестнадцать! Когда там хауптъепископ предсказывал апокалипсис? В скором времени? По мне этим предсказанием можно подтереться, потому что спустя шестнадцать лет кровопролития, бедности, болезней и прочих бед земля не разверзлась, а воды хоть отбавляй.

– Единственная беда, которая реально бьет по людскому роду, словно плеть, – эта война! – внезапно встрял Ренфилд. – «Стальной поход»… На нем богатые наживаются, пока пебели голодают, мрут и отдают сыновей в армию, червь! Потому что отцов и дедов уже не осталось!

В лагере повисло молчание. Лиам и Галь даже забыли втянуть табачный дым, держа трубки в сжатых губах. Кто-то закашлялся.

– Не буду отрицать, мне всегда нравилось военное дело, но во всем надо знать меру. Войны не должны быть бесконечно долгими. Будь моя воля – я бы прекратил «Стальной поход» сейчас же. – Рейнер все еще был во взвинченном состоянии, но уже остывал. – Только это уже ничего не изменит. Меня разжаловали, когда я не согласился идти на поводу у малолетнего тирана, а «Стальное движение» будет терзать Гроссгриндию, пока не высосет из нее все соки… Мое время прошло, пусть разбирается кто-нибудь другой.

И снова тишина. Некоторое время все просто сидели, глядя в огонь. Тихий треск обложенного камнями костра вводил в транс. Галь вытряхнул трубку и снова набил ее табаком, поджег сучком. Лиам задумался и механически болтал ногой, а Ренфилд вспоминал о своем единственном друге, чуть ли не названом отце, Хульфе и о «Заслуженном отдыхе». Быстроногому было непреодолимо грустно, что он больше никогда не увидит красного щекастого лица хозяина таверны, который всегда пах медом и жареным мясом, и что больше не сможет вкусно поесть после очередного пережитого дня и улечься спать в теплой, пропахшей вкусным табаком, таверне. Такой родной и, к несчастью, оставшейся в прошлом на века.

Глава 8

Вольфер – один из самых опасных хищников во всем мире. Позвоночные и грудные жала делают встречу с ним поистине смертоносной, особенно если вы оказались с животным один на один. Эти хищники быстры, проворны и сообразительны, а их жала имеют свойство полностью парализовывать жертву всего несколькими уколами. Но самое страшное в вольфере – ненасытность. Если у хищника есть выбор между тремя мертвецами и одним живым человеком, будьте уверены – тварь предпочтет теплую и брыкающуюся жертву, и не только потому, что она вкуснее. Она интереснее…

«Основы охоты на крупную и мелкую дичь в лесах и на поле»[12]

– Люди жалуются, – тихо сказал Камус Лиаму. – Пока еще тело Пакстона не очень сильно пахнет, но в момент прибытия в Эгте оно уже станет вздувшимся. Ли, я одобряю твое стремление похоронить друга по заветам ветвизма, но, может, для всех будет лучше, если мы отправим его в путь самостоятельно? В конце концов, святая Мидра любит своих детей независимо от того, где их тела предали огню.

Лиам недовольно встряхнул поводья и обернулся на Пакстона, неподвижно лежащего завернутым в простыню.

– Он регулярно ходил в церковь и молился Матерь-Древу, я не могу самостоятельно направить нашего товарища в путь, это должен сделать священнослужитель. Когда погиб Ромул, если помнишь, мы терпеливо дотащили его до села и сопроводили там, а Пак чем хуже? Нет, я не могу.

– У меня есть один знакомый священник, его зовут Гоц, – послышался голос Рейнера с задней повозки, где барон был вынужден спать после ночного дозора, потому что головной воз был занят телом. – Несколько раз он проводил при мне обряд сопровождения, так что, думаю, я мог бы…

– Нет, геноззэ! – В голосе Лиама прозвучала нотка злобы и раздражения. – Это неправильно! У нас подобное называется «кетзерай», ересь! Ты не священник, и я никому не позволю заниматься самодеятельностью!

– Тогда, может, поищем церковь в селе? – предложил альтернативу Камус и указал на резной указатель