Сумерки империи - Гектор Мало

Сабли, как известно, плохо плавают в воде, поэтому я с недоверием отнесся к его утверждению, что сабля приплыла по реке. Но он нисколько не смутился и ответил, что сабля была прицеплена к человеческому телу, а вот оно как раз приплыло по реке. В общем, для полного счастья я выдал ему пятую монету в обмен на ломоть хлеба и кусок сала, которые унес в кармане.

— Если останетесь в наших краях, — сказал он мне на прощание, — тогда заходите еще. Говорю это от чистого сердца и имейте в виду, что ружье предназначалось не для вас.

Подкрепившись и согревшись, я почувствовал, что ко мне возвращается былая отвага и решил поискать свой полк или по крайней мере то, что от него осталось. Большая часть моих товарищей погибла, но ведь кто-то же спасся, если только можно считать спасением пребывание на этом острове, где нас держали, словно скотину.

Нам часто приходилось слышать о жестокости и алчности пруссаков, но то, как они обращались с солдатами побежденной армии, волею судьбы попавшими к ним в плен, останется самым ярким свидетельством их зверств. Не знаю, как поступила бы французская армия, попади к ней в плен сто тысяч прусских солдат, но полагаю, что французы непременно делились бы с пруссаками продовольствием. Французская армия сделала бы все возможное, чтобы не обесчестить свою победу. Но покажите мне хотя бы одного пруссака или баварца, который протянул кусок хлеба умирающему от голода французскому солдату. К тому времени, как пруссаки все же решили выдавать нам по одной галете на два дня, большая часть запасов этих галет уже была разворована их солдатами.

Я ходил от полка к полку, но никак не мог отыскать африканских стрелков. Все, кого я встречал, находились в отчаянном положении. У некоторых счастливцев имелись палатки. Но на таком лугу, как наш, палатка являла собой жалкое укрытие.

Наконец я набрел на остатки моего полка. Где были остальные? — погибли, пропали без вести, попали в плен — об этом никто не знал. Все думали, что я погиб вместе с полковником и страшно обрадовались моему появлению. Правда, оказалось, что из всех, с кем я поддерживал близкие отношения, в живых остался один лишь Пенанрос.

Да и этого бедолагу живым можно было считать лишь условно. Он подхватил тяжелую дизентерию и, завернувшись в шинель, лежал в грязи, чувствуя приближение смерти. Тем не менее он узнал меня и протянул мне руку.

— Знаете, — сказал он, — Франческас убит. Все-таки он был хорошим парнем.

Я понимал, что, если оставить его здесь, то он умрет, причем не от болезни, а от холода и сырости. Но где его разместить и вообще, как с ним быть? Я попытался уговорить нескольких товарищей помочь мне перенести его в палатку, но они даже не посмотрели в мою сторону. По их мнению, умирать надо было раньше, а теперь все равно, умирать в палатке или на земле.

— Ведь правда, Пенанрос, тебе все равно, где умирать, здесь или там? — спросил один из товарищей.

— Я не хочу умирать, — ответил бедняга.

— Умереть не трудно, не забудь только, когда станешь помирать, отдать мне свою шинель.

— Ну нет, шинель я отдам д’Аронделю.

Его агония была недолгой. Мы сообщили о смерти Пенанроса офицеру и через час вчетвером отнесли и уложили его тело в яму, вырытую под высоким тополем.

Всю жизнь я с презрением относился к людям, которые пекутся о своем здоровье, боятся заболеть и постоянно щупают у себя пульс. Но сейчас, стоя у этой ямы, я испытал именно такой страх. А что будет, если и я заболею? Вот простужусь, начнутся рези в животе, подскочит температура и мне конец. Сколько я продержусь, если заболею?

С такими тяжелыми мыслями я отправился на берег реки и принялся искать подходящее место, откуда можно было попытаться спастись. Река здесь была широкая с сильным течением, однако я легко мог бы ее переплыть. Но на противоположном берегу стояли часовые, и вся проблема заключалась именно в этом. Здесь даже ночью плывущий по реке человек был бы очень заметен.

Я уселся под ивой и вскоре заметил какого-то седобородого зуава, который, как мне показалось, изучал реку с теми же намерениями, что и я.

— Эй, послушай, — сказал он, — уж не собрался ли ты переплыть эту реку?

— Я просто смотрю.

— А что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что сама по себе река — не проблема, а вот река, которую охраняют часовые — это совсем другое дело.

— Значит, ты не хочешь попробовать?

— Я думаю.

— А вот я жду.

— Ждете, когда вытечет вся вода?

— Жду, когда появится хваткий малый. Я тут кое-что видел этой ночью. Один стрелок полез в воду, но делал он это так неловко, что его заметил часовой. Ты, конечно, понял, что было дальше: паф! — и готово. Теперь я жду, когда здесь появится более ловкий парень. Если он готов, то и я буду не против.

— То есть вы рассчитываете на меня?

— Если ты не трусишь.

— Вот спасибо! После вас, старина.

Я вспомнил последние слова, сказанные мисс Клифтон при нашем расставании, и с надеждой подумал, что, может быть, она навестит меня в этой тюрьме. Но проходили дни, девушка не появлялась, и, поразмыслив, я понял, что мои надежды строились на песке. Возможно ли, чтобы молодая женщина рискнула появиться среди морально разложившихся солдат, от которых можно ожидать чего угодно?

И тем не менее, на четвертый день моего пребывания в плену во время прогулки по острову я столкнулся лицом к лицу с ее слугой.

— Сударь, — воскликнул он с явным облегчением, — я уже три дня ищу вас повсюду. Но сами понимаете, при таком скоплении людей трудно найти одного человека. Если вы желаете навестить мою хозяйку в Седане, то у меня для вас имеется пропуск.

Желаю ли я её видеть!

Я предъявил охране пропуск и отправился в путь в сопровождении четырех солдат.

На нашем острове мы чувствовали себя, словно на краю земли, и ничего не знали о том, что творилось в мире. От мисс Клифтон я узнал, что империя пала.

— Мир еще не заключен, — сказала она, наивно полагая, что меня волнует эта тема, — и, по правде говоря, неизвестно, будет ли он заключен вообще. Между тем военнопленных собираются отправить в Германию. Я хотела бы быть вам полезной и подготовила список домов, в которых по дороге вас могут приютить. Вы ведь знаете, до чего негуманно поступают с пленными эти