Дрожь земли - Роман Глушков

Узловик понемногу приходил в себя после жесткого столкновения с тоннельным полом, но встать на ноги еще не мог. Я двигался предельно тихо, однако при моем приближении Ипат забеспокоился. Он повернул голову в мою сторону и еще суетливее завозился с оружием, кажется, пытаясь его перезарядить; трудно сказать это наверняка, ведь в темноте я видел рыцаря лишь как ауру человекообразной формы.

Все понятно: у него имелись импланты ночного видения, посредством которых он меня и засек. Но пережитое им падение все еще сказывалось на координации Ипатовых движений, не позволяя ему привести армган в боеготовность. Смена батареи – операция, какую сталкеры в обычном состоянии проделывают на счет раз-два-три, – для пребывающего в нокдауне узловика оказалась крайне трудоемкой. И я, естественно, не мог позволить ему довести эту работу до конца.

– Со скорым свиданьицем, Ипат! Как видишь, за мной не заржавело! – злорадно выкрикнул я и пинком вышиб незакрепленный армган у мнемотехника из рук. Не отобрал, что было бы гораздо проще, а именно выбил, дабы не касаться того моими вредоносными для техники руками. Я не хуже Жорика помнил: в Аду, где мы очутились, нельзя разбрасываться жизненно необходимыми вещами. А таким сокровищем, как оружие, – в особенности. И стрелять в Ипата не стал по этой же причине. Зачем тратить драгоценный патрон на то, что можно сделать при помощи ножа?

– Мангуст! – сдавленно прохрипел мнемотехник. Я не видел во тьме ни его злобной гримасы, ни горящих глаз, но прекрасно помнил, как выглядит его лицо в ярости по прошлым нашим встречам. – Сучий потрох! Дай только встать, и я из тебя, падла, твои стекляшки ногтями выцарапаю!..

Ишь чего захотел – встать ему позволить! Перебьется! Я не за тем сюда пожаловал, чтобы обходиться с ним, как с благородным рыцарем! Теперь он для меня – всего лишь мычащая, приготовленная на убой скотина! Или, говоря точнее, белесая аура. Которую я через полминуты разделаю ножом на две неодинаковые части: одну – большую, а вторую – ту, которую хочу принести в подарок Жорику, – маленькую.

Следующий мой удар ногой пришелся противнику по хребту и уронил того на живот. Разговаривать мне с охотником было не о чем – все, что мы хотели друг другу сказать, мы давно сказали. Поэтому я без лишних слов придавил задыхающегося от гнева Ипата коленом к полу, содрал с него шлем, оттянул ему за волосы голову и, перехватив поудобнее нож, поднес его ко вражескому кадыку…

– Гена, не-е-ет!!! Сто-о-ой!!!

Разлетевшийся по тоннелю пронзительный женский вопль был исполнен такого отчаяния и страха, что я поневоле вздрогнул и отдернул руку от шеи мнемотехника. Лезвие ножа уже касалось ее, и я, сделав в момент окрика неловкое движение, оставил на горле жертвы порез. Он был неглубок и рассек лишь кожу, но ожидающий смерти узловик еще пуще заметался подо мной и захрипел – явно решил, что мое возмездие его таки настигло. Раздосадованный этим поворотом событий, я, однако, не имел права проигнорировать крик Арабески. Неразумно казнить Ипата, не выяснив, чем вызван столь бурный ее протест. Стукнув преждевременно забившегося в агонии противника по затылку и угомонив его, я выругался и, не убирая нож, обернулся.

У Динары, как принято у всех профессиональных следопытов, также имелись импланты ночного видения. Причем наверняка лучшие из тех, какие можно раздобыть в Пятизонье. Я был не в курсе насчет наличия у питерки наноусилителей слуха, но, думаю, она обладала и этой полезной в ее работе примочкой. Вот почему, едва оклемавшись после падения, Арабеска так быстро сориентировалась в кромешном мраке. И не только сориентировалась, но и поняла, чем я сейчас занимаюсь и над кем нависла моя карающая длань.

– Да пропадите вы пропадом, гуманисты хреновы! – вновь выругался я, глядя на две приближающиеся ко мне ауры. Сталкерские доспехи не позволяли моему «контурному» алмазному видению отличать мужчин от женщин. Но эти две фигуры сами по себе разнились настолько, что перепутать их было невозможно в принципе.

Силуэт, что был на полторы головы ниже и субтильнее другого, принадлежал Динаре. Большая аура, соответственно, Дюймовому. Питерка шла, опираясь ему на руку и одновременно подталкивая полностью незрячего в темноте Жорика в нужном направлении. Впрочем, эти двое помогали сейчас друг другу в равной степени. Арабеска сильно хромала – похоже, она повредила лодыжку. Вот почему Динаре и потребовался провожатый, так как передвигаться, прыгая на одной ноге, ей было невмоготу.

– Погоди, Гена! – громко повторила она, когда ковыляющая парочка приблизилась к нам с Ипатом настолько, что питерка, обращаясь ко мне, могла больше не срывать голос. – Не делай этого! Очень тебя прошу! Не надо, слышишь? Не убивай его, ладно?

Я отметил, что в ее голосе звучит тот же страх, какой она испытала вчера, когда я напал на нее среди руин метеостанции. Уже знакомые мне нотки готовой вот-вот вырваться наружу паники. Вполне нормальная и простительная женская реакция при столкновении со смертельной опасностью, будь ты хоть пугливой домохозяйкой, хоть крутой сталкершей. С той лишь разницей, что сегодня мой нож был приставлен не к горлу Арабески, и ей в эту минуту совершенно ничего не угрожало. Ну, разве что неуклюжий Жорик вдруг споткнется и уронит опекаемую им даму на гранитный пол.

– Брось, Динара! – просипел Ипат, ощупывая кровоточащий порез на горле. И явно недоумевая, как это я со своей репутацией безжалостного карателя начал казнь и не довел ее до конца. – Оставь нас, не вмешивайся! Мы с Мангустом столько раз вгрызались друг другу в глотки и столько раз оставались ни с чем, что пора бы и впрямь закончить этот затянувшийся фарс! Режь, Мангуст, не слушай эту бестию! Пускай себе орет – это не ее, а только наше с тобой дело!

– Гена, будь другом, пожалуйста, убери нож! – долдонила мне в другое ухо Арабеска. – Свяжи его, оглуши, набей ему морду, но только не убивай и не калечь! Ради всего святого! Ради нашей с тобой старой дружбы!

– Заткнись, Динара! – пытался перебить ее мнемотехник. – С чего это ты вдруг разоралась? Разве не ты заявила мне полгода назад, что между нами все кончено и я могу проваливать к чертовой матери?! Ты! Вот и иди теперь сама туда, куда ты меня послала, проклятая стерва! Мангуст, умоляю: заканчивай, не тяни! Нет сил больше слушать ее фальшивые причитания!

– Ну и ну! – удивленно присвистнул я, начиная мало-помалу соображать, что к чему, однако не испытывая никакого удовольствия от разгадки секрета вчерашнего и сегодняшнего Динариного милосердия. – Охренеть, какие истины могут открыться в аду! Так вот, значит, что между вами за сложности! Или, наоборот, все оказалось проще пареной репы? Хотя какое уж там «проще»! Вовек бы не подумал, что когда-нибудь буду втянут здесь в любовную историю! Да еще в роли шекспировского злодея Тибальда! Подумать только! Нет, ты это слышишь, Черный Джордж?

– Слышу, Геннадий Валерьич, а как же! – откликнулся из темноты поводырь охромевшей Арабески. – Точно вы говорите: взаправду какой-то Шекспир получается! И впрямь, есть еще в Зоне вещи, которые не снились здешним мудрецам! Однако если вы – Тибальд, то я тогда кто?

– Ладно, Горацио, помолчи, будь другом! Не помогут нам твои мудрецы. Тем более что они вообще из другой оперы, – попросил я напарника, которому стоило лишь дать слово, как он пускался в такие рассуждения, что хоть уши затыкай. – Но как бы то ни было, вопрос «быть или не быть» для нашего Ромео все еще остается открытым… Эй, Джуль!.. Тьфу ты – Динара! Как видишь, я вошел в твое положение, хотя мне крайне сложно удержаться от искушения прикончить Ипата! А теперь ты войди в мою ситуацию и скажи, зачем я должен оставлять в живых самого бешеного охотника за моей головой? Ведь ты отлично знаешь, что случится, если я его отпущу!